Оставалось решить, как добраться до двигателя. Кратчайшее расстояние между двумя точками – это прямая, но на ней везде разлеглись суесупусы. Черт возьми. Нужно было наметить маршрут, пока он стоял наверху, а не препираться с командой.
Сердце колотилось. От пыли, которой он наглотался по пути, саднило горло. Ему очень хотелось закашляться, но он никак не мог позволить себе издавать громкие звуки. Он знал, что это пройдет. Он согнулся пополам и попытался продышаться, пока проклятая пыль царапала горло, сглатывал густую от жажды слюну и осторожно, тихонечко кашлял. По щекам текли слезы.
Скоро стало легче. Он не смотрел наверх, на холм. Может быть, они там уже решили, что у него сердечный приступ. На всякий случай показав им большой палец – дескать, все хорошо, – он вышел из-за булыжника. Черт, ну они и громадные, эти твари.
Минуту он размышлял, на кого они больше всего похожи вблизи. По размеру и цвету они напоминали слонов, но у них не было хобота. И рогов не было, и бивней. От этого они казались немножко дружелюбнее. Морды у них были не такие вытянутые, как у бегемотов, поэтому Алан остановился на гигантских безрогих носорогах.
Суесупус, гигантский безрогий носорог с Атиеллы. Дурацкое название. Язык сломаешь, не то что «слон» или «бегемот». Можно сократить до «суесов» или «пусов», но это еще хуже. Если бы ему пришлось давать им имя, он остановился бы на чем-нибудь вроде «гигантов». Сойдет, пожалуй.
Он вышел из-за булыжника. По всему телу тек пот. Фляжку бы сюда…
Ближайший суесупус нервно зарыл лапой землю. Алан замер и покосился на него. Не смотреть в глаза. Он может принять это за вызов. Зверь закрыл глаза, и Алан вздохнул с облегчением. Сделал шаг, другой. Никаких резких движений. Медленно, осторожно. Никого не напугать. Двигаться вперед. Не на что тут смотреть, уважаемые зрители.
Когда Алан прошел мимо крупного зверя, тот хрюкнул, и Алан чуть из штанов не выпрыгнул от страха. Это был по-настоящему оглушающий звук! Слово это даже показалось бы слишком слабым, но другого Алан не подобрал. Звучал он как всхрапывание, но на несколько октав ниже, чем может всхрапнуть нормальное животное. Алан почувствовал, как вибрация от него отдается где-то в груди. Тут он почувствовал и дыхание животного – горячее, кислое, пахнущее травой, поднявшее пыль под ногами.
Алан часто задышал, и в горле снова запершило. Он не мог отвести взгляда от суесупуса. Единственный видимый глаз взирал на него с ленивой тревогой, но двигаться зверь явно не собирался.
Алан собрался и сделал еще несколько шагов. Ничего не случилось.
Он осторожно вдохнул и – господи боже мой – почувствовал, как подступает кашель. В горле как будто что-то взорвалось, и каждый вдох только распалял пламя. На глазах выступили слезы, и он почти ничего не видел. Он с трудом дышал, конвульсивно сглатывая, пока в пересохшем рту не осталось слюны. Наверное, со стороны он походил на кошку, пытающуюся выкашлять волосяной шар. Он терпеть не мог кошек.
Однажды такое случилось с ним на свидании. Несколько огромных глотков воды не помогли, и он сбежал в уборную, где кашлял так, что покраснел и его чуть не стошнило.
Впрочем, тем вечером ему все равно повезло.
Он дошел до двигателя и вцепился в скобу, пытаясь дышать так, чтобы не распугать тварей вокруг – их вес стоило бы измерять в тоннах, а не килограммах.
А потом он сдался и придушенно кашлянул. Остановиться уже не получилось. Он кашлял и кашлял, согнувшись вдвое, и густая слюна капала из открытого рта.
Если одинокое хрюканье гигантского носорога показалось страшноватым, то теперь они взревели все. Земля затряслась, когда десятки суесупусов вскочили, роя землю и всхрапывая. Он неверящими глазами смотрел, как они поворачивают огромные головы, пытаясь разглядеть его получше. Вокруг клубилась пыль. Уши у них встали торчком, чтобы лучше различить неприятный звук.
Но он не мог перестать кашлять.
23
Красный свет вспыхнул в цифровом глазу, вмонтированном в правый глаз Эй’Брая, но он это едва заметил. Уровень сахара в крови сильно упал. Он ничего не ел несколько дней. Запасы глюкозы иссякли. Началась катаболическая реакция в мышцах.
Контроллер состояния здоровья подавал сигналы – велел поесть. Но мысль о еде, которую оставили ему Сектилии, стала отвратительной. Он просто зверь в клетке, которому задают корм. Ему было мерзко.
Он даже не помнил вкуса настоящей еды, которую ел в детстве – дичи, пищи его предков. Он знал только сбалансированные питательные кубики на основе растительного белка, имеющие вкус рыбы. Чтобы получить их, нужно было нажать на кнопку.
Вся еда была одинаковой. Тот же вкус. Та же текстура. Она поддерживала его жизнедеятельность, но не насыщала. Он больше не хотел такого.
Он дрейфовал по своей клетке, следуя искусственному течению, безразличный к состоянию корабля и к нуждам людей, оставшихся на планете под ним. Он слышал их призывы, но как будто издалека. Они не привлекали его внимания. В голове раз за разом прокручивались одни и те же мысли.
Его терзала агония. Щупальца сжимались судорогами. Сердце билось не в такт. Нервы как будто дрожали – или дергались от резкой боли. Он не мог дистанцироваться от нее. Он не мог остановить свою болезнь.
