Эалин снова ласково погладила ее по щеке, но Юли отскочила в сторону.
– Я не могу! Я должна лететь в оазис! Как я полечу?
– О, ты сумеешь привыкнуть. Пройдет совсем немного времени, и мир снова примет тебя, пусть и ослепшей.
– Я… я не хочу! – выпалила Юли, оглядываясь по сторонам.
Эалин еще улыбалась ей, хоть улыбка женщины и утратила сердечность. Нинель давно потеряла интерес к их разговору, она ушла на край плато и прижималась всем телом к стоящему там Газулу. Генрих смотрел на Юли прямо и спокойно.
– Я не шагнул на ступень слепоты. И теперь мне маяться от этого до конца времен, – сказал он. – Сила, от которой я отказался, до сих пор преследует меня. Однажды я сойду с ума и развеюсь в прах. И это будет самый правильный, самый лучший исход… – Он развел руки. – У тебя есть еще возможность выбора, Юли, прими верное решение.
Корбун разочаровано вздохнул.
– Если в тебе есть хоть что-то от названой бабушки – ты не отвергнешь протянутую тебе руку.
– Но я стану беспомощной… – жалобно прошептала Юли.
Ей вспомнился разговор Лина и Алисы в полутьме пещеры. Как устало и насмешливо говорил Крылатый о ее неловких попытках лететь и быть полезной. Потеряв зрение, она лишится и остатков его благодарности за излечение. И дружба их, что так и не переросла ни во что большее, сменится раздражением, холодной отстраненностью Крылатого. Зачем ему слепая и никчемная Юли, если рядом будет сильная и смелая Жрица?..
– Ты думаешь не о том! – рассерженно вскинулась Эалин. – Что тебе этот человек? Твоя любовь к нему… Ты придумала ее себе. Мы все прошли через это. Хаска, скажи, кто был первым твоим страждущим?
– Молодой воин из Крылатого Братства, – чуть слышно ответила девочка.
– Что он тебе сказал, когда ты призналась ему в своих чувствах?
– Что он благодарен мне за спасение…
– Что ты услышала в этих словах?
– Что он любит меня, – прошелестела Хаска, кутаясь в плащ.
– И чем это закончилось? – Ответа не последовало, и Эалин требовательно повторила: – Чем закончилась твоя любовь, Хаска? Чем отплатил тебе тот воин?
– Он взял меня, как я и просила его. И больше никогда не приходил в Рощу, – ответила Хаска дрожащим голосом.
– Так было с каждым, Юли. Годы затворничества делают тебя оголенным чувством. Ты изливаешь его на первого страждущего, чтобы снова уйти в себя. Только после этого, перешагнув былое, можно стать Лекарем.
Юли молчала, не сводя взгляда со сгорбившейся девичьей фигуры. Ей было отчаянно жаль Хаску, она чуяла, как повторяется в ней самой судьба сгоревшей в серебряном пламени девочки, и это приводило Юли в ужас.
– Ты меня слышишь? – обратилась к ней Эалин. – Скажи наконец, что ты согласна сделать шаг. Время на исходе.
«Лин забудет меня, если я ослепну, – пронеслось в мыслях Юли. – Улетит, не оборачиваясь, вместе с Алисой. А я останусь совсем одна. Без зрения и надежды. Что, если я никогда не научусь видеть через серебро и буду как Хаска?»
Девочка, словно услышав ее мысли, неловко дернула головой в сторону Юли. Это судорожное движение уверило ту в собственной правоте.
– Нет! – решительно сказала Юли. – Я не согласна. Я не отдам вам свои глаза. Мне нужно добраться до оазиса, а там… там я подумаю над вашими словами.
– Девочка, Роща не даст тебе еще одного шанса, – вкрадчиво заговорил Корбун. – А не окончив обучения, ты никогда не станешь Лекарем, не сможешь помочь своим друзьям выстроить новый мир. Они же это задумали, не так ли?
– Я попрошу новую Жрицу помочь мне. Она уговорит Рощу принять меня… потом.
Затихшая было старуха зашлась крикливым смехом.
– Это Жрица-то тебе поможет? – кричала она, опрокидываясь спиной на камни. – Жрица тебя сотрет. Жрица тебя прогонит!
Старуха вопила, но никто не подумал ее утихомирить.
– Матильда права, Жрица тебе не поможет. Соглашайся сейчас, – настаивал Корбун.
Юли шагнула к Хаске, надеясь найти у нее поддержку.
– Ты должна понять меня. Я не могу. Что, если я навсегда останусь такой… как ты? – Еще не закончив фразу, она уже поняла, что совершила ошибку.
– Как я? Ты боишься стать такой же, как я?! – вдруг пронзительно закричала девочка, и лицо ее исказила гримаса ярости. – Для этого тебе придется умереть!
Она уже превращалась в вихрь, когда Корбун примирительно поднял руку.
– Давайте не будем спешить… – начал он.
