– Поднимай людей, будем уходить.
– Слушаюсь, мой князь!
Оставшимся в живых соплеменникам князя повезло оторваться от лесной нежити. Отряд печенегов, имевший в своих рядах уже не более пяти сотен воинов, смог-таки выйти на широкую лесную дорогу, и эта дорога была не призраком, не мороком, насланным со стороны, а самым настоящим, наезженным при постоянном использовании, шляхом. Кочевники буквально валились с ног от усталости, замылились и запалились их кони. Прямо на дороге устроили привал, подкрепились остатками съестного и переночевали. Даже ночь, на удивление, прошла спокойно. Поутру тронулись в путь. Хваленая быстрота и натиск печенежского войска пропала начисто. Люди старались не отходить от костяка отряда далее чем на десяток шагов, оправлялись у обочины дороги. Не стыдно. Быть живым хотелось каждому, можно отойти за куст или дерево и пропасть навечно, уже никогда не увидеть родную степь.
По утренней поре Монзырев на пару с Мишкой объехал места расположения засад, еще раз напоминая старейшинам северян, кто, что и когда должен делать при появлении и атаке печенегов. Конный наворопник, прибывший от Андрея, доложил, что отряд степняков приближается к селищу, но идет неспешно, практически не имея передового дозора. Кочевники в нем усталые и оборванные, пугаются любого шороха, раздающегося из лесной чащи. Их действия совершенно не походили на стремительный набег, к которому привыкли славяне, многие годы отражая в пограничье приходы орды. Леший, находившийся при Андрее, передал свои пояснения о происходящем боярину. Посмеявшись над рассказами лесного господаря, Монзырев, тем не менее, строго наказал разведчикам и их начальнику не расслабляться, отправил посыльного обратно.
Ждали ворога. Утреннее солнце поднялось над кронами деревьев, день обещал быть ясным и теплым. Затянувшееся ожидание наконец-то оправдалось появлением у лесной опушки неприятеля. Со стороны было видно, как плотная конная масса, выйдя на простор в полуверсте от деревни, вдруг остановилась. Ощущение казалось таким, будто печенежский вождь не решается бросить на захват деревни своих воинов. Наконец русичи увидели, как от основного отряда отделилось подразделение, составляющее не более трех десятков копченых, и, опасливо озираясь, потрусило на мохноногих лошаденках к селищу, остальные кочевники, сгрудившись тесной толпой, сидящей в седлах, остались на месте, пристально вглядываясь, не произойдет ли чего с конной разведкой. Такого просто никто из славян не ожидал.
Разведка, подъехав к околице, не распалась по десяткам, чтоб обследовать деревню, а застыла на месте.
– Да что происходит? Объяснит мне кто-нибудь? Это не печенеги, а какие-то затурканные монгольские араты из двадцать первого века!
– Батька, по-моему, они чего-то боятся, – отозвался Мишка.
– Спасибо, что подсказал, а то я сам не вижу.
В это время северяне, находящиеся в деревне, не выдержали первыми, они стрелами забросали стоящих у околицы печенегов, ссадив с лошадей троих степняков.
Признав в случившемся в деревеньке знакомое и родное для любого участника разбойной тусовки мероприятие, вождь печенегов в одночасье пришел в себя, стал оживать на глазах, даже обрадовался засаде. Раздались команды на проведение атаки, и к околице устремились с гиканьем, криками и свистом две сотни людокрадов. Уставшие от лесных блужданий, они с радостью поскакали грабить селище. Закрутилось, завертелось колесо времени, метроном отщелкивал плановые события. Кочевники ворвались в саму деревню, пускали стрелы в ответ на стрелы северян, вламывались во дворы, спешившись с лошадей и тут же нарываясь на противодействие рукопашного боя. Знакомые гвалт и крики боя долетали до спрятанной в лесу конной монзыревской дружины.
– Ну, что, пора, батька? – задал вопрос один из командиров.
– Рано.
– Дак, ведь порубят сиволапых.
– Рано, я сказал. Ждать!
Вождь печенегов окончательно уверился в том, что имеет дело с людьми, а не с болотной нежитью, бросил на помощь своим оставшихся людей. Те с радостными криками помчались в деревню. Жажда добычи, наживы, жажда поквитаться за проведенные в лесу дни и ночи, за животный страх, все равно с кем, просто с тем, первым, кто попадется на пути, гнала их вперед.
– Ну?
– Нишкни!
И тут послышались отдаленные приглушенные лесом крики из-за спины остатков печенежского отряда.
– Андрюха работать начал. А вот теперь пора, – молвил Монзырев.
Дружина с ревом выскочила из леса и, проскочив редкую, насквозь просвечиваемую березовую ополицу, вырвалась на луговой простор, столкнулась с остатками отряда кочевников, числом около сотни, прикрывающим вождя, которые сразу смекнули, откуда исходит наибольшая опасность. Попытались поворотить лошадей на лесную дорогу, но и там их поджидала неудача. Андрей, отбив обоз и полоняников, не ушел в лес, а перекрыл дорогу, лишив печенегов возможности всякого отступления куда бы то ни было. В свалке боя попавшие в западню печенеги рубились ожесточенно, понимали, что пощады не будет. Теснота рукопашной, ломовая сила бронных русов, свежих, не прошедших проклятых болот, превратила бой в побоище, а вскоре в бойню. Живых в плен не брали, раненых тут же дорезали или прикалывали. Одним из последних погиб родовой князь Данавой.
