Игоревичем, может, в поход пойдем. Не откажешься принять под свою руку четыре сотни воев из пограничья?
– Эк ты, Гордей Вестимирович, события упреждаешь. Ну, да будь так! Коль что, гонца пришлю.
– Благодарю за доверие.
– А что это за слух дошел до меня, будто у тебя свара с погостным боярином Воистом приключилась?
– Так, светлый князь, слух он слух и есть. Все равно, как пересказ через десятые руки слуха о крупном выигрыше, случившемся с одним иудеем. Так в нем тоже по городу слух понесся, мол, некий, иудей Рабинович выиграл в кости у местного князя сто гривен. Все ахали, завидовали счастливцу, восхищались. В конце концов, рассказ о небывалой удаче хазарина дошел до сведущего человека. Тот долго плевался, потом озвучил истину, какой она была на самом деле, сказал: «Ну, во-первых, не Рабинович, а Кац, во-вторых, не в кости, а на спор, в-третьих, не сто гривен, а куну серебра и не выиграл, а проиграл».
– А-ха-ха-ха! Что, правда, такое случилось? Что-то я никогда не слыхал таких имен. Ха-ха-ха!
– А правда в том, государь, что твой боярин приезжал сватать одну из моих сестер за сына молодшего.
– Во-о, люди как переиначить дело могут. Засватал?
– По весне оженим молодых. У нас в городке и жить будут, уже и договоренность есть с боярином.
– А что, у тебя вон еще сестра на выданье имеется, или я не прав?
– Прав, государь.
– Ну, так вот у Твердятича сын не женатый. Ты ж его видел, Ратмир это. Боярин уже четверых старших оженил, уже и внуков куча, мал-мала меньше. А давай окрутим? Или приданого нет?
– Да за приданым дело не станет. Только условие у меня одно, Дидами нашими роду завещано.
– Ну?
– Жить молодым здесь, с нами. Оборонять границу. Не пускать ворога на земли твои.
Глаза Твердятича забегали. Предложенного князем он никак не ожидал.
– Так ведь гридень он твой, княже. Как же из столицы в далекую даль младшенького-то отправлять?
– Что, не хочешь, Твердятич? Или невестка не по нраву?
– Дак ведь, князюшка-батюшка, я ее, почитай, и не рассмотрел. А Ратмир так и вовсе не встречал.
– Так вызвать его сюда. А вот желаю оженить и сватом буду сам, – от своего решения князь пришел в восторг. – А ну, Гордей Вестимирович, вели боярыне своей приодеть деву для показа жениху.
Обалдевшие от такого напора, Монзырев с боярином Ставром Твердятичем хлопали глазами, не зная, что делать.
– Чего застыли? Боярин Олесь, жениха сюда.
– Слушаюсь, светлый князь.
Монзырев тоже вышел из светлицы, проследовал к жене на второй этаж.
– Что там? – задала вопрос, увидев озабоченного мужа, Галина.
– Кажись, приплыли, Гала.
– Да говори ты толком. Что случилось?
– Анну нашу князь замуж вознамерился выдать за сына боярина Ставра Твердятича. И отговорить, судя по всему, не получится, самодур еще тот.
– Ха-ха-ха, – на нервах вырвалось у Галки.
– Что ты смеешься? Давай Аньку наряжай, желает смотрины устроить, и немедленно. Уже за женихом послали.
Галина метнулась в комнату, где жили девушки. Монзырев спустился к князю в светлицу.
Первым, кого увидел Анатолий, спустившись по лестнице, был старый варяг:
– Ты не переживай, Николаич, – улыбаясь, произнес он. – Наша Анна не может не понравиться. Тут, главное, чтоб жених ей по сердцу пришелся.
– Вот, я за это и переживаю, Гунарович. Князю ведь поперек слова не скажи.
В светлицу терема вошел боярин Олесь, за ним следом, с кислым лицом плелся Ратмир. Судя по всему, боярин успел обрисовать перспективы новоявленному жениху. Увидав вошедших, князь взял быка за рога:
– Вот, что, Ратмир, несмотря на то, что поединок ты вчера проиграл, я решил проявить милость. Я сватаю за тебя сестру боярина Гордея Вестимировича и оставляю тебя здесь в пограничье, дабы учился ты мастерству наворопному, чтоб не проигрывать юнцам в потешных сварах. Чую, скоро война будет и мастерство это тебе, ох, как пригодится. Ну, что молчишь? Благодари своего князя.
На Ставра Твердятича было страшно смотреть. Старый царедворец, не раз выходивший сухим из воды, попал, как лис лапой в капкан и лапу эту, судя по всему, придется отгрызть. Князь неумолим.
Монзырев тоже был в легком нокауте, но вспомнил высказывание старшего товарища по службе в армии, Семибратова, поделившегося своими умственными измышлениями:
