– Мой дом – казарма Перуновой сотни. – Горыня замолчал. Ему вдруг стало жалко этого немолодого человека, но и свою жизнь он не хотел ломать.
– Как ты не поймёшь. – Григорий Николаевич тяжело вздохнул. – Княжья кровь не водица. Мы родственники самим Рюрикам. Род наш от Игоря, сына Рюрика, Святослава Игоревича, Владимира Святославовича и Ярослава Мудрого, и князя князей Всеволода Ярославича. Ты даже среди воев Перуновой сотни будешь выделяться как сосна в поле. А если примешь родство, то через пару лет поведёшь в бой свою сотню, это я тебе обещаю.
– Честь великая, но я откажусь. – Горыня покачал головой. – Хочу быть сам себе головой и отвечать только за себя.
Князь, едва сдерживаясь, резко вскочил, посмотрел в спокойные зелёные глаза Горыни и… натуральным образом сдулся. Постоял и шлёпнулся обратно на скамейку, потому что ноги отчего-то не держали. Не так он представлял себе этот разговор. Мальчишка, смеет отказываться от такой чести! От несметных богатств рода Стародубских?!! Но одна мысль грызла сердце словно червь. А если Любава сказала ему, кто его отец? Или передала через родственников? И рос он в деревне, наверняка не всегда досыта ел, ходил в обносках, (а то он не знает, в чём крестьянские дети бегают!) и думал об отце, живущем в каменных палатах и евшем на серебре. Смог ли он сам после такого оставаться спокойным, как этот мальчишка? Смог ли он сказать «всё быльём поросло» и даже не высказать и тени обиды?
Ощущая, как уходит слабость из тела, князь тяжело вздохнул и посмотрел в глаза сыну.
– Хорошо. Делай, как знаешь. Но помни – дом твой будет ждать. – Встал и, не оглядываясь, ушёл быстрыми шагами, словно боясь, что его остановят.
Горыня вернулся в казарму и до вечера лежал в постели, прикидывая варианты развития событий, но в итоге его сморило в тяжёлый и тягучий сон, из которого вынырнул уже утром с гудящей головой и усталостью во всём теле.
Но тренировку никто не отменял. Пришлось собирать организм в кучу и выходить на пробежку, которой начинался день Перуновой сотни. Потом из него вынимал душу в течение трёх часов Кунь Лао, шлифуя навыки снижения численности человечества, и, едва волоча ноги, Горыня побрёл в мыльню.
Но молодой организм восстанавливается быстро, и уже через час вымытый и переодетый во всё чистое Горыня сидел в кабинете младшего письмоводителя княжеской канцелярии и учился грамоте. Буквы этого мира лишь напоминали известную ему кириллицу, и даже порядок букв был другим. Зато цифры были арабские, что весьма удачно. Во всяком случае, письмоводитель, проверив навыки счёта у Горыни, больше к этому вопросу не возвращался.
Вечером, когда свирели у Родова дома оповестили о зажжении жертвенного огня, он уже стоял у дверей мастерской, с большим свёртком и котомкой, в которую сложил всякие деликатесы, купленные у лучшего трактирщика в Медведевске. Горыня всегда старался прихватить гостинец для мастера, выказывая тому уважение, и мастер ценил его знаки внимания.
На этот раз Горыня собрался пополнить свой арсенал гранатами и попробовать сделать нормальную пушку для Дубыни. С заряжанием с казённой части и осколочным снарядом.
Нужная труба нашлась сразу, а вот нарезка такого ствола да ещё термообработка и всё остальное заняло почти три дня. Затвор он сделал самым простым – продольно скользящим, как у «мосинки», а заряжание – вручную.
Для демонстрации он увёз Дубыню за город, где был глубокий овраг. Под слегка насмешливым взглядом богатыря распаковал пушку, зарядил и, мысленно помолившись Роду, нажал спусковой крючок.
Ахнуло так, что в голове потемнело, и опомнился Горыня, сидя на заднице, сжимая в руках оружие и очумело мотая головой. Зато в том месте, куда попал снаряд, всё было переломано и чуть дымилась небольшая воронка.
– А ну-ка. – Гигант легко взял пушку и, сдвинув затвор назад, посмотрел, как вылетает стреляная гильза, и вложил новый заряд. На этот раз Горыня заткнул уши ладонями и смог увидеть, как снаряд врезается в ствол дерева и как само дерево разлетается облаком щепок.
– Изрядно. – Дубыня довольно качнул головой. – Сам придумал? Не отвечай, знаю, что сам. Нет такого оружия ни в Нижнем, ни в Москве. А летит далеко?
– Не пробовал ещё. – Горыня покачал головой. – Ты же видишь, как меня унесло. До этого только раз и стрельнул, и то, в тисках зажал механизм. Так чуть не вывернул стол вместе с тисками.
– Царская пищаль. – Дубыня кивнул. – Чем поклониться тебе, брате?
Горыня улыбнулся.
– А, ерунда. Придумаю что-нибудь ещё – сделаю. Только вот снарядов к ней маловато. – Он протянул Дубыне патронташ, где в кармашках торчали ещё семь зарядов. – Но если девицы из лекарской избы принесут ещё кислоты, то можно будет сделать.
– Принесут. – Дубыня кивнул и, прихватив оружие за цевьё, пошёл к лошадям.
– Ты вместо поклонов лучше расскажи, как тут с девицами дело обстоит. А то глаза разбегаются да не понять никак, к кому подойти-то можно. Уж больно под венец идти неохота.
