упоминанием оных могли быть просто общей фразой. И уж точно не являлись подтверждением, что у него именно такого рода отношения с лэй Дзи.
Имя Риады вообще ни разу не прозвучало, а значит, речь могла быть вовсе не о ней. Конечно же у мужа кто-то был — верность не оговаривалась и не предполагалась нашим договором. Но эта неведомая она (или они) никогда меня не интересовала прежде. Ведь если бы имели место серьезные отношения, Грэгори женился бы не на мне.
Вот только знать о существовании любовниц в жизни мужа и примерять эту роль к конкретной особе оказалось совершенно разными вещами. Первое меня не волновало, и даже любопытство не одолевало, а второе откровенно раздражало. Быть может, будь претендентка на роль не такой противной и наглой, я бы и отнеслась иначе, но крошка Ри с каждой новой встречей меня все больше бесила.
Вторым выводом из разговора мужчин были таинственные планы Грэгори, которые ему не стоило совмещать с личной жизнью. И которые, весьма вероятно, могли повлечь проблемы с родственниками Риады и семьей лэйдара. В-третьих, упоминалась некая «она», способная что-то заподозрить, устроить стихийное бедствие и которую следовало бы отправить куда-нибудь подальше.
Все это было достаточно туманно и могло относиться к чему и кому угодно. Лишь одно не предполагало двоякого понимания — Брэмвейл собирался мне врать. И, пожалуй, прежде чем окончательно определиться, насколько я могу быть с ним откровенной, это вранье следовало выслушать.
— Ты уже проснулась? — с порога задал риторический вопрос супруг и улыбнулся как человек, которому ну совершенно нечего скрывать.
— Совсем недавно, — улыбнулась в ответ я, как самая доверчивая жена в мире.
— Как ты себя чувствуешь? — проявил заботу Грэг.
— Прекрасно! У тебя на редкость уютная кровать. — Я вдруг обнаружила, что полученная на лестнице встряска напрочь избавила меня от смущения и неловкости, связанных с ночью, проведенной в постели мужа.
— Поменяться не предлагаю — она мне самому нравится, — рассмеялся Грэгори, присаживаясь на край обсуждаемого предмета обстановки, и лукаво добавил: — А вот потесниться могу.
Намек, от которого сразу после пробуждения я бы впала в панику, был воспринят с невозмутимостью статуи, что, кажется, несколько насторожило супруга. Я слезла на пол, подошла к столику, налила себе еще одну порцию отвара, вернулась обратно на подоконник и только после этого отреагировала:
— Возможно, я воспользуюсь твоей щедростью, — наблюдая, как меняется выражение лица супруга, я чуть не захихикала, испортив всю игру. — Вынужденно. Если в моей комнате все еще нельзя находиться. Сомневаюсь, что гостевые спальни не уступают нашим в удобстве, а от дивана в библиотеке у меня до сих пор все болит.
Я откинула за спину волосы и потерла якобы болящую шею. Поймав взгляд Грэга, следившего за моей рукой, я внезапно поняла, что… флиртую. То есть неосознанно веду себя с мужем примерно так же, как с кем-то из бесчисленного списка моих увлечений. И он, без сомнения, заметил изменения.
Вполне вероятно, я бы смешалась от неожиданного открытия, принялась раздумывать, чем вызваны подобные действия: подсознательной попыткой привычным способом повлиять на мужчину, желанием сбить его с толку или же вдруг проснувшимся интересом — если бы супруг не отвлек более важной темой.
— Как ни жаль упускать такую возможность, сомневающаяся моя, но не могу тебя обманывать. — Я хмыкнула, удачно прикрывшись чашкой. — Полагаю, что уже через час последние следы тарна[46] исчезнут.
— Тарн? — Слово было мне незнакомо. — Что это?
— Так называется предмет, зачарованный на своего рода поворот. Он как указатель на пересечении дорог: бывает, говорит, что справа ожидает счастье; а бывает, что пугает несчастьями слева.
— И куда же хотела меня «повернуть» наивная малышка Риада? — удержать ровный тон мне не удалось, и завершающая часть фразы прозвучала с откровенным сарказмом.
— Игла на пороге твоей спальни должна была вызывать отвращение, вероятно ко мне, и боязнь проходить через этот проем.
— Мило, — впечатлилась замыслом крошки Ри я, — но как-то неэффективно.
— Во-первых, тарн не успел набрать силу и срастись с местом, а во-вторых, он наиболее действенен во сне. — Вспомнив ночной кошмар с двумя полоумными девицами, я невольно вздрогнула. — А ты, Эль, перешла черту запрета слишком рано. В результате чары, пытаясь дотянуться до жертвы, вынужденно сменили направление, исказились и ослабли.
— Ослабли? — переспросила я.
— И значительно, — подтвердил Грэг. — Что тебе снилось?
— Как Риада заколачивает дверь, — чуть замявшись, ответила я, умолчав об участии Эдиллии.
— Вот видишь! Запрет на вход начал действовать, а отвращение — нет.
— Ты так уверен?
— Если бы было иначе, недоверчивая моя, — улыбнулся муж, — ты бы забилась в истерике, увидев, кто тебя разбудил.
— И что теперь? Поставить в известность родителей девушки или сразу подать жалобу лэйдару?
