– А вот и поглядим, – вновь закашлявшись, выдавил Дмитрий Иванович. – Сюда Бреха кличь. Видеть желаю Иуду! А про лодьи свои – забудь! – чуть подумав, добавил князь. – Оно и покойней, да и от греха подальше.
– Как скажешь, Дмитрий Иванович, – поклонившись, Николай Сергеевич отправился на поиски товарища. Тот как чувствовал: неуверенно топчась на крыльце хором, словно бы ждал чего-то, оказался рядом.
– Князь кличет, – позвал товарища учитель. – Видеть желает.
– Буянит, что ль? – невесело усмехнулся Некомат.
– А и увидишь. Тебе сейчас – попусту: что лютует, что покоен. Все одно.
– Твоя правда, – перекрестившись, купец решительно толкнул дверь.
– Ну, – остановившись на пороге, еще раз перекрестился тот, – что ль, с Богом!
– Стой! – в последний момент остановил его учитель. – А не удумал ли чего худого, а? – Вместо ответа Некомат степенно и решительно перекрестился. – Пошли тогда. Бог в помощь, – мужчины вошли внутрь, где уже поджидал Великий князь Московский.
– Здравствовать тебе, Дмитрий Иванович, – нерешительно потоптавшись, поклонился ему Некомат. Потом, сообразив, поспешно стянул с головы добротную меховую шапку.
– Благодарю, коль не потешаешься. Тебе же, прости, такого пожелать не могу.
– Твоя воля. Не дадон, что ль. Ведаю, что повинен перед тобой, замятню едва не сотворив.
– Передо мной?! – Донской резко подался вперед, однако тут же, согнувшись в приступе кашля, тяжело осел на скамейку. – Мое дело – княжье, – отдышавшись, продолжал он. – Русь от ворогов отбивать да земли воедино собирать. Уже на том слава Богу, что ни ордынцы, ни литовцы тогда не вступились в замятню, что вы с Ванькой на пару учудили. Богу спасибо, что я к стенам Твери, крови почти и не пролив, подступил. Нет на то злобы, – закашлявшись, ненадолго прервался князь, – тем паче что оно и без вас двоих к усобице шло. Не в тот год, так во следующий. Вон в Орду за ярлыками, кто шибче, да к хану ладному наперегонки людишек отправляли… И бояре в Тверь потекли, как тысяцкого упразднил. Должно было так выйти, да не иначе, – Дмитрий Иванович снова закашлялся, прервав свою тираду. – За все то – Бог тебе судья, но не я. – Некомат молча поклонился. – А вот сколько в стенах Твери народу поперемерло, покуда я осаду держал, так и не ведает никто, – сквозь кашель продолжал князь. – За то, Брех, и обида моя на тебя, – чтобы перевести дух, прервался муж.
– Справедлива обида, – негромко, но твердо отвечал тот. – И грех тот – мой. Не вижу, что ль, вовек его не отмолить; пред Господом с ним и предстать суждено.
– Ну так и прикажешь что с тобою делать-то, а? Голову долой, как дружку твоему? Или в поруб? Или, может, в Тверь? На площадь, да толпе на суд? Благо Михаил Александрович явится со дня на день.
– К нему допустишь, что ль?!
– Да он и сам увидать тебя возжелает. Только, – усмехнувшись, добавил он, – он меня похлеще будет. Ты ему большую обиду учинил.
– Прости, Дмитрий Иванович! – опустившись на колени, склонился сурожанин. – Как на духу тебе говорю: живот мой – в твоих руках. Как рассудишь, так тому и быть. Решай, что ль, слова поперек не скажу. Об одном прошу: как бы оно там ни вышло, позволь поперву, что ль, с Михаилом Александровичем свидеться.
– Своею же волею явился, – князь испытующе посмотрел на собеседника. – Волоком никто не тянул?
– Мож и не тянул, да, что ль, Николу по пути не встретил бы, мож, и смалодушничал да не пришел бы.
– Так, – неожиданно усмехнулся Донской, – все одно – сам.
– Выходит, что ль, сам. Прости за лихо за все то, что учудил.
– Бог простит, – тихо отвечал князь. – Рабам божьим прощать наказано. Грех ослушаться, – склонившись, купец молча кивал, а Дмитрий Иванович между тем продолжал: – У князя Тверского прощения испросишь. Как он решит, так и быть тому.
– Благодарю, князь! – не вставая с колен, купец припал к ногам Дмитрия.
– Бога благодари. А теперь – поди. Худо мне, – Некомат, молча поклонившись, удалился.
– Отваров, мож? – поспешил поинтересоваться Николай Сергеевич.
– Как ведал, что лихо идет, банок взять повелел. И отвары давай свои. Чую: на ногах быть мне должно.
– Ох, и горяч, – ухмыльнулся Николай Сергеевич. – Будешь на ногах вскорости, не майся.
– На тебя, Никола, только и уповаю.
– А Фрол как? Начали мы о нем, да не окончили.
– Фрол – себе на уме. – Князь надолго замолчал, наблюдая за приготовлениями пришельца: осмотр банок, ревизия содержимого мешка. Кликнув челядь, преподаватель принялся распоряжаться, одного отправив за водой, другого огонь в очаге разводить заставив. Тут уже, привыкший к каким-никаким, но удобствам, посетовал на отсутствие печи с трубой. Едкий сизый дым, выходя из обрубленного, словно вершина извергающегося вулкана, каменного очага, расползался по закопченным доскам потолка, чтобы там, поблукав, вырваться в небольшие окошки-бойницы у самой верхушки. – Феофан – тот строг был, –
