подоспевшего к месту казни Фрола разом натянули веревки, поднимая в воздух корчащиеся фигурки.
– Видел, Дмитрий Иванович, что ждет тебя и твоих людей?! – сделав шаг вперед, прокричал диакон. – Склони голову, и великий король Ягайло обещает сохранить твою жизнь, а митрополит Московский Фрол – молиться за спасение души грешного Димитрия!
– Передай своему правителю, что от меня такой милости ему не ждать! – прокричал в ответ Донской. – А еще, что митрополит Фрол ни Великому князю Московскому, ни Вселенскому Патриарху неведом! – Служитель, злобно перекрестившись, ушел прочь, оставив задыхаться корчившихся на перекладине пленников.
– Что бы ни случилось, – негромко, так, чтобы слышали его только собравшиеся воеводы, прохрипел Дмитрий Иванович, – Иуду проклятого живым мне! Сам желаю в глаза ему взглянуть!
Лагерь литовцев снова пришел в оживление. Туда подтянулись еще трое всадников, и ратники, задорно о чем-то перекрикиваясь и зычно хохоча, образовав нечто вроде круга, принялись азартно лупцевать мечущегося в центре человека. Наигравшись, они расступились и, подхватив под руки окровавленную жертву, потащили ее к виселице.
– Вот шельмы, – выругался Булыцкий, узнав в пленнике Стеньку Вольговича. – Словили-таки.
– Второго-то и нет, – глядя, как Стенька пытается вырваться из рук мучителей. – Не на нашей стороне, видать, Бог, – когда литовцы подволокли гонца к висельне и, перекинув веревку, надели на шею несчастному петлю, сжал кулаки Великий князь Московский.
Словно бы услыхав его, приговоренный с трудом поднял голову и, открыв распухшие от побоев веки, неожиданно улыбнулся защитникам крепости.
– Прошел ведь! Прошел! – едва не выкрикнул учитель, да вовремя заткнулся. – Ей-богу, Дмитрий Иванович, прошел Ивашка Вольгович-то!
– Князь, а князь! – окликнул правителя наблюдавший за происходившим Тит.
– Чего тебе?
– Они полоненного каждого по двое вели. И к лагерю конными приходили. Стало быть, и в дозорах так же.
– Так и что?
– Ночью дружинникам выйти во всеоружии да проклятых наказать, дело было бы ладное.
– Много, что ли, литовцев лягут? – огрызнулся князь. – Пустое!
– Лягут, может, и не многие, – рассудительно отвечал мужик. – Зато, шельмы, знать будут, что и ночью кара Божья настигнет за души невинно сгубленные. А как в полон наберем, так и… – недоговорив, Тит сурово кивнул в сторону виселицы, на которой, хрипя, все еще извивались несколько холопов. – А там, глядишь, и еще в одну ловушку затянем.
– Смышлен, – чуть подумав, кивнул Дмитрий Иванович. – Дело. Кто вызовется на промысел лихой?
– Я и вызовусь, Дмитрий Иванович, – мрачно ответил инициатор, а вместе с ним – еще с четыре десятка человек. – С собой лишь тех возьму, кого сам конных спешивать учил, – негромко, но твердо объявил дружинник. – Лиходейничать идем, хоть бы и во славу Божию… Так надобно, чтобы без шуму да наверняка.
– Так, стало быть, и мне с тобой должно, – уверенно шагнул вперед Иван Родионович. – Зря, что ли, науки твои постигали.
– Людей сам выберешь, и Бог в помощь, – выслушав ратных дел мастеров, согласно кивнул Донской. – В ночь пойдете. А сейчас – опочивать, а мы пока помост сколотим, ежели из крепости выйти придется.
Остаток дня прошел без инцидентов. Один за другим отдали души Богу последние из троих повешенных, литовцы азартно задирали защитников, грозясь скорой подмогой, на что те отвечали похабными ругательствами и проклятиями. Кончилось все тем, что вышедший на стены священник предал анафеме всех тех, кто «супротив Православия, мечи подняшя, выступить смел. Гореша Огнем в геенне огненной до скончания веков». Впрочем, на атакующих, по большей части своей язычников и католиков, это впечатления не произвело никакого. Более того, в ответ на это Фрол, митрополитом Московским назвавшись, анафемствовать попытался, да только освистан был, как клятвоотступник да предатель веры. В сердцах сплюнув, перебежчик под дружный гогот защитников крепости поспешил ретироваться. А у Булыцкого разболелась голова, и в такт ухающей боли снова зазвенел в башке разбитно-похабный мотивчик «Самары-городка».
Так и прошел день. К вечеру на дороге появился солидный, человек в пятьсот, отряд с обозами. Впрочем, ситуации тот пока не изменил, так как поздно уже было для боевых действий.
А уже когда совсем повечерело, когда птица-ночь опустилась на землю, бережно укрыв ее своими мягкими крыльями, на вылазку собрались дружинники. Накинув тряпье поверх цветастых кафтанов да мечи надежно заховав, а кто и вовсе палицами вооружившись, так, чтобы от холопов беглых не отличить было, собрались они на кровавый свой промысел.
– С Богом, – перекрестив смельчаков, напутствовал их Дмитрий Иванович. – Ночь вам в помощь: ни тебе луны, ни звезд, да только ветер гуляет, да молитвы все одно, что за упокой поет.
– Благодарим, князь, – прогудели в ответ те.
– Ну, ступайте, – поколебавшись, правитель еще раз перекрестил хлопцев.
– Ладно все будет, князь. Бог с нами; не пропадем, чай!
