Вольговичей тоже приметили. И неизвестно, чем бы все закончилось, если бы не Стенька. Поняв, что вот-вот в западню попадут, на себя внимание и отвлек, брату возможность дав утечь. Ивашка же, прорвавшись сквозь кордоны ягайловцев и не дожидаясь наступления утра, припустил по обратной дороге, да так, что аж пятки засверкали. Бог весть как не заблукал в ночи, да со зверем диким не повстречался, да сдюжил, но без остановок расстояние уму непостижимое преодолев, уже к восходу до сполоха домчал, тревоги сигнал подав. Там, в себя чуть придя да на всякий случай инструкциями снабдив ямщика, у лошаденки на шее повиснув, дальше помчал и, коней на ямах меняя, так гнал, что уже к вечеру того же дня встретился с войском, на сечу вышедшим.
Там уже, измученного, померзшего да в трясучке бьющегося, – ибо на лошадях сроду не ездил, – гонца кое-как стащили с загнанной скотины, где он и поведал, что да к чему. И бежал пока, отрядов несколько литовских позаприметил и, человеком будучи грамотным, посчитать смог количество да князю Серпуховскому о том поведать. А раз так, то, оставив позади основные силы, самые выносливые части московской дружины вперед бросились. Верхом по двое, да рядом пешие – бегом. Меняясь поочередно, за два дня достигли на замордованных лошадях окрестностей Вязьмы. Сначала думали пешими в бой идти, да по вечеру на потаенную часть литовскую, лагерем перед Вязьмой остановившую, напоролись, в засаде которая стояла и готовилась в спины русским силам ударить. Литовцы, уверенные, что засады ждать не стоит, даже и сообразить не успели, что да к чему, как перебиты оказались. Той же ночью, без роздыху, дружинники, переодевшись в кафтаны литовские, пошли к лагерю Сигизмунда, на костры ориентируясь. Так что к утру добрались, да сразу – в бой. А дальше – сам видел.
Тысячное войско русичей побило почти пятитысячное войско Сигизмунда благодаря диковинам Николиным, сметке ратной Дмитрия Ивановича, молниеносности и дерзости атаки Владимира Андреевича да усилиям Дмитрия Михайловича Боброка, вслед за потешниками осваивать взявшегося премудрости боевых построений.
То ведь тоже – счастье, что Милован разговор про картечные мешки мимо ушей не пропустил да перед выходом самым сообразил остатки пороха для зарядов этих использовать. А ведь без них как бы все развернулось – Бог ведает.
– Дружину оставшуюся кто ведет? – выслушав, мрачно поинтересовался Дмитрий Иванович.
– Остей и ведет. Ольгердович, – отвечал Владимир Андреевич.
– Ольгердович… – призадумался Великий князь Московский. – С Кейстутовичами вроде на ножах, хоть и братья. Гедиминовичи… Да кто его разберет, как оно там…
– Чего удумал? – Владимир Андреевич поглядел на брата.
– На Смоленск идти надо. Дай Бог, там Витовт будет.
– И что?
– Перетолковать надобно.
– На что он тебе? Что Ягайло, что он – лисы знатные, – поморщился Владимир Андреевич.
– Хитер зверь, да шкура с него добрая.
– На что тебе шкура Витовта? – усмехнулся в ответ его брат.
– Булатом да порохом набью да шляхтичей стращать буду.
– Доброе пугало!
– Дружину ждем и выходим, – подвел итог князь, на том совет и закончился.
Подсчитав трофеи да с пленными, среди которых, к огорчению князей, не оказалось Фрола, разобравшись, принялись ждать. А тут от людей верных и весточка прилетела: Корибут на Вязьму войско шеститысячное собрал и не позднее дня третьего к стенам подойдет крепости. Ягайло же с пятнадцатью тысячами в Польшу пошел. Вроде как к шляхте за помощью.
– Ну, воеводы любезные, – собрав всех на совет, поинтересовался Дмитрий Иванович. – Ягайло Корибута сюда направил. Видать, дюже головы наши надобны ему, что аж братца своего от себя отпустил. С тобой сколько вышло? – муж обратился к Владимиру Андреевичу.
– Пять тысяч. Да вперед одна оторвалась. Да пушек пяток катим.
– Пять с половиной против шести, – задумчиво прогудел князь. – Уже, кажись, и в нашу пользу.
– Никак нельзя из крепости выходить, – проворчал Владимир Храбрый. – Корибут – не Сигизмунд. У того преданности кроме собачьей – в деле ратном ох какова сметка! Зазря людей не растеряет. Оборону держать надобно. А с Ягайло… Пятнадцать тысяч, а сам к шляхтичам на поклон, – проворчал Владимир Храбрый. – А Витовт-то где твой?
– Шкуру, знать, готовит. Подороже чтобы сторговать.
– Шкуре той грош цена, – скривился брат.
– А почем знать, на уме у него что? – усмехнулся в ответ Дмитрий Иванович. – Уговор у нас был, что он придет на помощь, ежели беда. Вот только, лис, не торопится. К концу самому. И передо мной, если врага одолею, – чист. Мол, пришел же! И к Ягайло, случись что не так, на поклон всегда можно: отличился.
– Чего молвишь?
