Ты, вон, травы пьешь – крепчаешь. Как можно ответ теперь дать?
– Верно. Да и судьбу знать наперед – грех.
– Князь! Князь! – постучались в дверь. – Остей подошел!
– Пошли, Никола, встречать гостя дорогого, – хлопнув по лавке, позвал муж.
Четырехтысячная дружина Остея Ольгердовича опередила литовцев всего на несколько часов. Уже ближе к вечеру к Вязьме начало стягиваться грозное войско противника. Не зная, чего ожидать, защитники высыпались на частокол, напряженно вглядываясь в лагерь противника. Лишь только Дмитрий Донской, не подавая ни малейших признаков беспокойства, повелел распахнуть ворота и, кликнув с собой Николу и Владимира Андреевича, конным вышел навстречу. От литовцев также отделилась небольшая – человек в десять – группа конников, которые, не торопясь, двинулись к крепости. Тут же и Булыцкого осенило! Во главе отряда ведь не кто иной был, как сам Витовт. Уверенно сидя в седле, тот двигался прямо к Великому князю Московскому.
– Здрав будь, Витовт, – приблизившись, приветствовал гостя Великий князь Московский.
– Честь приветствовать великого воина и храбреца, разгромившего целую армию, – тот лишь холодно улыбнулся в ответ.
– Веди такую армию в бой ты – и Бог знает, чем закончился приступ. Честь принимать тебя, – обменявшись приветствиями, князь пригласил гостя внутрь частокола. Тот, даже не дрогнув, высокомерно стеганул лошадь и, поравнявшись с конем Дмитрия Ивановича, принял приглашение.
Пока ехали, князья о чем-то неторопливо переговаривались и, лишь спешившись и пройдя в хоромы, приступили к делу.
– Ты разбил армию моего брата Ягайло и пленил Сигизмунда, – рассевшись за столом, начал князь Гродненский.
– А ты не пленял ли посягающих на твои земли братьев Ягайло?
– Нас объединяет одна кровь.
– Нас с тобой – тоже.
Витовт, задумавшись, замолчал. Впрочем, ненадолго. Подняв взгляд, он твердо посмотрел на хозяина крепости.
– Нас с тобой объединяет общая клятва да родственные связи наших предков, однако твое слово много надежней, чем тех, кто зовут себя Гедиминовичами, – неторопливо начал гость. – Ягайло уж не один раз обманывал и меня, и моего отца… На его руках кровь того, кто дал жизнь мне; моя кровь. На его душе – грех клятвоотступничества и анафема самого Патриарха Вселенского. Почему так? – он буквально впился взглядом в собеседника.
– Святой долг великого правителя – за благополучие надела своего радеть, – негромко отвечал Дмитрий Иванович. Затем, прикрыв глаза, продолжил: – За надел радеть, но не тело бренное тешить да душу бессмертную грехами губить. Сам Богу душу отдашь, но детям что оставишь? Я, отринув гордыню и страх, наделы в княжество единое объединяю. А кому и почет милее. Кому королем зваться страсть как желанно. Как? Да любой ценой! Пусть бы и в подарок получив.
– Такие титулы не дарятся, – подняв глаза, резко отвечал литовский князь. – Такие титулы завоевываются доблестью и отвагой!
– Доблесть и отвага, – задумчиво повторил Дмитрий Иванович. – Доблесть и отвага. А скажи мне: разве им можно идти на пару со страхом? Доблесть и отвага, за которые ты сейчас держишь слово? Ягайло засомневался в правильности родства с Великим князем Московским. Так ведь и Господь Бог запретил сомневаться, напутствуя: верьте мне, ибо посеявший сомнение пожнет страх. Сегодня он выбирает между мной и Ядвигой, завтра, пустив в душу сомнения, – между тобой и, скажем, Свидригайло, – медленно, с нажимом продолжал Великий князь Московский. – Лишь доблестные и отважные ценят то, о чем говоришь ты. Прочие – верность и покорность. В том лишь и незадача, что милее тебе.
– Я выполнил свое обещание, – сменил тему Витовт. – Моя дочь Софья со всем двором – со мной. Она едет в Москву. – Донской в знак согласия легко кивнул. – Я перехватил тайного гонца и покарал одного из клятвоотступников, – резко оскалился литовец. – Корибут со мной; его люди не захотели видеть во главе своего войска того, кого отверг Вселенский Патриарх! Его судьба – в твоих руках.
– Бог велел прощать, – негромко отвечал Донской. – И мне, и тебе, и всем остальным.
– Предавшему раз – веры нет!
– То пятно на его душе, ему его и смывать. А ты – не замай. И я не буду.
– Ты предлагаешь его отпустить?
– Пусть его судьбу решит тот, кто предал анафеме, – совсем тихо отвечал князь.
– Отправить в Царьград? Не проще ли убить здесь!
– Наполни сердце любовью. В конце концов он – твой родственник и сын божий. А Бог прощать велел. Так зачем ты желаешь ему худа?
– Я желаю избавить его от тягот похода в Царьград.
– Вселенский Патриарх со всем своим двором – в Москве.
– Что? – одновременно вырвалось и у Витовта, и у Булыцкого.
– А то, что Царьград не столица православия боле. Москве теперь свет тот в мир нести. А раз так, то и с меня и с тебя, Великий князь Литовский, – он в упор посмотрел на собеседника, – спрос втройне. Нам с тобой теперь своим примером других поучать. А разве годится православным христианам путь свой с крови пролитой начинать? Разве не вернее заветам Господа нашего следовать?
