– Что за беда? – ласково поинтересовалась женщина, садясь на скамью рядом. – Тохтамыш опять али другой ворог. Иль лето худо?
– А Бог его знает. Вон, била со сполохов донесли: со Смоленска лихо надвигается.
– А что надвигается-то?
– А мне почем ведать? Просто так бить не стали бы.
– Так и ты не кручинься раньше времени, – продолжала сестрица Твердова. – Беда она – для всех едина. Да и ты одну уже научил, как отвести. Так, стало быть, и другую осилишь.
– Спасибо тебе на добром слове, Алена.
– А может, и не беда то, а? – ласково продолжала женщина. – Тебе почем знать-то? Била звонят. А что звонят-то, – простыми своими рассуждениями успокаивая мужа, ворковала та.
– Твоя правда, – призадумавшись, отвечал пожилой человек.
– Ты ложись да отдохни. Оно утро вечера мудренее. Вон слаб еще, дай себе роздыху. А с рассвета раннего – снова горы воротить начнешь.
Лишь только сейчас, сев и расслабившись в жарко натопленном доме, сообразил Николай Сергеевич, что усталость вчерашнего дня еще сидит в теле, и даже банные процедуры оказались неспособны с одного разу осилить ее. Веки налились свинцом, самого разморило и потянуло в сон. А раз так, то под увещевания супруги забрался он на печку, где потеплее, чтобы, свернувшись калачиком, мгновенно заснуть. И хоть еще не поздний вечер был, а все равно только раз проснулся Николай Сергеевич, да и то для того лишь, воды студеной испив, вновь провалиться в глубокий сон до самого утра.
Уже поднявшись, понял, что даже пошевелиться непросто ему. Тело скрутила страшная вялость пересыпа. Кое-как спустившись с печки и наказав баню топить, чтобы в порядок себя привести, прямо в исподнем вышел он на крыльцо и, чтобы проснуться, зачерпнул пригоршню снега и с гиком сыпанул его в лицо! И еще одну – на шею и под мышки. И еще! Растеревшись, он почувствовал себя намного лучше. Настолько, что уже бодренько так заскочил наверх по ступенькам, едва не сбив с ног возившегося у подклета Матвейку.
– У, шельма! – отвесив подзатыльник необыкновенно вялому мальцу, выругался пенсионер. – Чего как муха сонная.
– Брюхо, – жалобную скривив физиономию, проныл тот.
– Сожрал, что ль, чего непотребного? – Матвейка, скривив еще более кислую мину, в ответ лишь пожал плечами. – Ждан всему поучает? – решив, что самое место юнцу – на грядках, пенсионер уже и задание дал: обучением мальца заняться так, чтобы селекцией на пару занимались.
– Всему, – заюлив осоловевшими глазками, как-то неуверенно мотнул головой тот.
– Проверю! – чувствуя, как дрожь начинает пробивать тело, Булыцкий отпустил мальца на все четыре стороны и, наспех позавтракав, умахнул к княжьим хоромам. Туда, где, по его расчетам, уже должен был собраться ратный люд во главе с князьями.
Прошмыгнув к Спасским воротам, он едва не налетел на странную конструкцию: обычная тачка с установленным сверху навесом и козырьком, защищавшим от осадков восседавшего на скамейке бородача в богатой шубе. Ручки конструкции были видоизменены так, что превратились в некое подобие оглобель, в которые были впряжены двое унылых здоровяков. Понуро пялясь в землю, те волокли за собой тряскую тележку.
– Во, дела, – поразился Николай Сергеевич, глядя на русский аналог рикш. – Ловко! – проводив взглядом унылый экипаж, взял на заметку пришелец.
Ведь действительно, невесело в княжестве было Московском. Кору с деревьев обдирать, конечно, не начали, но лошаденок уже забивали даже и те из хозяйственников, кто покрепче на земле стоял. Так Булыцкий, выругавшись, сам уже пару раз выезжал к горемыкам этим, чтобы обмен предлагать: провиант за самых крепких тягловых.
– Зачем? – не поняли князья.
– Ломовых выводить буду, ежели поставить куда дашь! – оскалившись, огрызался пенсионер, вспоминая русского тяжеловоза.
– Богат, что ли, стал?
– Орудия, что ли, не нужны? – вопросом на вопрос отвечал преподаватель.
– Ты, Никола, честь знай! Вон уже серебра извели сколько, а орудия все твои – лишь те, что из колокола отлили.
– Так я и сразу говаривал: ведать не ведаю, как сробить! Вон, как с селитрой, на ощупь иду. Той зимой, когда домну ладили, на том и сошлись, что еще одна будет! Нам хоть сразуметь, как оно все делается, так и то – слава Богу!
– И? Сразумели, что ли?
– Сразумели, что печь мощнее должна быть. А чтобы так, меха больше и лошаденки крепче! Вон, те, что по кругу ходят, – дохлые! А мне – тяжеловоз надобен. А его вывести, лишь самым крепким случки устраивать да потомство сильное взращивать. На то мне и лошадки; не что ни попадя, а крепкие самые.
– Ну, и сколько надобно тебе?
– Пар хотя бы шесть.
– Три получишь, – чуть поразмыслив, отвечал Владимир Андреевич, – и место в боярских конюшнях.
– Мало.
