лодейном деле толк знали, да наказ им сразу же: два дня на сборы, и езжайте. Чтобы, как Никола с юнцами придет, и три лодьи готовы были, и шатры разбиты.
В назначенное время в Переславль-Залесский отправилась артель в сопровождении Милована, Тверда и уже проверенного в «боях» Леля. Через неделю потешники должны были вслед выйти. И хоть и торопил юный князь, а все равно надеялся Николай Сергеевич, что и сам успеет в жатве поучаствовать. Не то чтобы Ждану не доверял; нет! Любопытство простое. Интересно было: в первый-то год какой результат получится? Будет что князю предъявить в качестве демонстрации новых методов земледелия или нет? Вышло так, что все сложилось для пенсионера манером наилучшим. То одно, то другое, а то и третье. Вот и время страды пришло. А раз так, то, вооружившись косами, пошли мужики снимать урожай с Николиных участков, благо было клоков тех немного. Потому рассчитывал преподаватель все успеть: и трудов результат увидать, и на следующий же день – в Переславль-Залесский с молодняком.
Утром следующего дня Ждан, Матвейка и Николай Сергеевич вышли в поле. Энергично работая косой-литовкой, преподаватель мерно снимал урожай, оставляя корячившимся позади парням колосья собирать да в снопы их вязать. Управились живо, до солнцепека еще. Не в силах больше ждать, преподаватель, собрав колосков, принялся вручную разбивать их, пытаясь оценить: а крупней те стали или нет?
– Гляди-ка, Никола, – восхищенно прошептал пристроившийся рядышком Милован. – Крупны родимые!
– Думаешь? – и так и сяк разглядывая горку зерен, задумчиво отвечал преподаватель. – А по мне, такие же. Разве больше, чем были?
– Мож, и такие же, да мелочи-невелички почитай и нет. – Тут Булыцкий согласился. Шелухи гораздо меньше. По крайней мере, визуально и с тех колосьев, что подняли с земли.
– Ты, Ждан, тогда так делай, – налюбовавшись, отвечал Николай Сергеевич. – Суши да молоти все, да самые крупные высматривай. Их – в отдельный горшок, да на следующий год засеивать на полях всех. Мелочь – в каши.
– Мож, кому отдать?
– Мож, и отдадим. Да то, как я вернусь, решим.
– Добро, Никола.
Тут даже и Матвейка взглянуть подошел, особенно никогда не любопытствовавший; его и сила вся в разухабистости да исполнительности. Сказано: «сделать так» – и делает себе. Сказано: «изучать» – изучает. За то и приставлен был к главному агроному, хотя и не уверен был Булыцкий, что правильный тот выбор.
– Давай, Ждан, еще обожди дней семь да картошку снимай. И бумага! Без нее – никак! Не подведешь?
– Не подведу, Никола, – уверенно кивнул парень.
– Вот и ладно. Тогда на мельницу дуй. И я… На домну только загляну.
– Добро, Никола, – подбоченясь, отвечал парень.
Остаток дня пробегал, хлопоча по хозяйству. То на мельницу, то на пилораму, то на домну… и везде – пожар.
На мельнице тряпки во фракцию перемололись да растолклись в ступке еще недели две назад, да только новая беда: на что и как просеять получившуюся массу? Обычные сита, из лыка сделанные, хороши были только для муки просеивания, а для вязкой влажной массы не пошли; забивались быстро. Лыко, живо влаги напитав, разбухало, не пропуская далее желеобразную субстанцию. И так и сяк поковырявшись, плюнул на все преподаватель и решил, уподобившись поварам из блинных, размазывать массу вручную, пользуясь хитрыми «приспособами»: палочками для клейстера. Ну худо-бедно что-то получилось.
С подложкой также повозиться пришлось. Сперва досками тесаными выкладывал, да первые листы ух как убоги вышли! Затем, – первая на Руси пилорама в помощь, – удалось более или менее ровно распилить бревно, обеспечив тем самым требуемого качества поверхность.
– Мудро больно, – подметил как-то наблюдавший за мучениями пенсионера Ждан.
– Раз сметливый такой, то научи, как делать-то! – огрызнулся в ответ учитель.
– А почему все? Да потому, как ты бы не кашу свою через сито просеивал, а вода бы нехай бы насквозь него уходила. Каша-то и останется. Она же надобна? – совершенно не обидевшись на гневный выпад пожилого человека, рассудительно заметил паренек.
– Чего?
– А почему все? Да потому, что вода везде дорогу найдет.
Растерянно переводя взгляд с собеседника на все свои хитроумные приспособления, Булыцкий наконец сообразил, что ведь товарищ его прав на все сто процентов. Ларчик-то, он просто открывался. Только он, за двести задач схватившись разом, как-то и не подумал. В итоге месяц почти – псу под хвост.
– А раньше чего молчал?! – пришелец зло сплюнул. – Умные все, а как слово сказать, так что рыбы, воды в рот набравшие!
– А ты, что ли, спрашивал?! Сам себе на уме; кто знает, что еще надумал.
Булыцкий смолчал. Хотелось, конечно, пару-тройку крепких словечек отпустить в адрес Ждана, да только то больше для острастки надо было. Оторваться за упертость собственную. И, казалось бы, история с Лелем научить должна была чему-то, ан нет! Все равно как дурнем был, так и остался.
– Прости, – поколебавшись, ответил тот. – Твоя правда. Наворотил.
