Конечности уходили вниз и опирались о деревянные доски неестественно длинными пальцами, тоже лысыми. Когти у этих пальцев были розовыми, плоскими и бессмысленно тупыми.
«Руки» — всплыло вдруг из глубин понимание.
Наверное, я заболела, появилась следующая мысль.
Заболела руками.
Некоторое время я тупо рассматривала эти странно-безобразные руки (на запястье одной из них была повязана красная нить) и доски пола (пол располагался слишком далеко, что тоже казалось мне неправильным), потом вдруг стало мерещиться, что с левой стороны находится нечто, на что следует обратить внимание. Это чувство напоминало не то зуд, не то легкое жжение, словом, причиняло неудобство и требовало моего вмешательства. Я скосила глаза, но мешала какая-то густая завеса из волнистых золотистых нитей, доходящая до самого пола.
Я дернула головой, и завеса колыхнулась.
«Волосы» — вернулось еще одно понятие.
Я неуверенно попробовала отдать приказ безобразной конечности с тупыми когтями, и она подчинилась — поднялась и откинула мешающую часть волос назад. Теперь, повернув голову налево, я обнаружила источник беспокойства — слева от меня стоял на коленях смутно знакомый человек и держал впереди себя клетчатый плед. Он почему-то застыл в этой неудобной позе; казалось, то, что он видит перед собой, мешает его мозгу функционировать нормально. Человек был бледен, губы раскрылись, словно собирались издать восклицание, а в глазах читалось не только сильное удивление, но еще и какая-то сумасшедшая шальнинка, будто он был слегка пьян.
Шальное выражение чужих глаз заставило меня наклонить голову и осмотреть себя, чтобы проверить, какое еще уродство могло так потрясти беднягу. На гладком лысом туловище обнаружились два странных круглых выроста в районе груди. Выросты светились фарфоровой белизной и напоминали какие-то фрукты. Я потаращилась на них озадаченно… вдруг плотину прорвало, и наконец-то нахлынула ясность: я, Шергина Данимира Андреевна, стою на четвереньках, голая, перед Кайлеаном Карагиллейном Третьим, который, видимо, своим изощренным колдовством смог вернуть мне человеческий облик. Еще стало понятно, что в настоящее время все присутствующие находятся в шоке от полученного результата: я — в сильном шоке, Их Высочество, похоже, — в еще более сильном.
Собрав волю в кулак, я заставила непослушное тело сменить позицию: я села, перекинула часть волос вперед и обхватила колени руками. При этом я заметила, что все-таки не совсем обнажена — на мне были лаковые космические «Джимми Чу» из прошлой жизни. Не успела я осмыслить нелепую игру магии, обрядившую меня в самый бесполезный на данный момент предмет на свете, как меня вдруг затрясло. Озноб зародился где-то в глубине тела и начал выбираться наружу, захватывая все мое существо.
— П-плед д-дай, — хрипло, не с первой попытки смогла произнести я и отчаянно застучала зубами: холод усиливался.
Кайлеан Карагиллейн моргнул, закрыл рот, выражение его лица переменилось на осмысленное, и он накинул на меня приготовленный плед. Я закуталась, но помогло это мало — меня продолжало трясти от холода, который, казалось, только усиливался. Более того, что-то неладное было со зрением — нечто, напоминающее морозные узоры на стекле, наползало с периферии и сужало обзор.
— Как вы себя чувствуете? — тревожно спросил Кайлеан. По его отрывистому тону стало понятно: что-то пошло не так.
— П-п-плох-хо, — с трудом выговорила я и продолжила лязгать зубами. — Х-холодно… п-плохо в-вижу…
Белая слепота надвигалась, и сознание начало мутиться. Кто-то бесцеремонный стал трясти меня за плечи и злым, очень злым голосом восклицать:
— Сколько тебе лет? Сколько тебе на самом деле лет?
Сквозь пургу, заметающую рассудок, я улыбнулась этому нервному кому-то и, чтобы подбодрить его, решила поделиться одной театральной историей, которую мне рассказывала мама. Знаменитая французская актриса Сара Бернар должна была исполнить роль восемнадцатилетней Жанны д’Арк, хотя самой Бернар на тот момент было за пятьдесят. В пьесе был момент, где Жанну спрашивают о возрасте, и она отвечает. Весь Париж собрался на премьеру, готовясь освистать стареющую знаменитость. Когда настал всеми ожидаемый момент и партнер актрисы задал вопрос «Сколько тебе лет, дитя мое?», зал затаил дыхание в предвкушении. Сара Бернар, безусловно, знавшая о готовящемся скандале, выпрямилась, расправила плечи, обвела притихший зал гордым взглядом и с вызовом, с неоспоримой уверенностью бросила в лицо зрителям непоколебимое: «Мне восемнадцать!» У актрисы получилось произнести эту фразу так, что все единодушно вскочили с места и наградили Бернар бурными овациями, хотя изначально планировали освистать ее игру.
Казалось, я с блеском поведала театральный анекдот и весьма изящно обозначила свой истинный возраст, но меня почему-то продолжали трясти за плечи и орать «сколько тебе лет, сколько тебе лет», как будто никто ничего не слышал.
Ну и глупо. А по-моему, история была отличной.
Чтобы от меня отстали, я решила повторить красивый ход Сары Бернар, гордо выпрямилась, но дальше, кое-как совладав с трясущимися челюстями, сумела только очень некрасиво — под клацанье собственных зубов — выдавить из себя «м-мне в-в-восемнадцать» и услышала, как кто-то отчаянно ругается на древнеегипетском. Это был тот самый язык, на котором ругался Мартин после неудачной попытки меня поцеловать. По крайней мере,
