равно ничего не объясняли и не добавляли информации.
– Берлин или Вена? В Закавказье. Сколько ещё? Почти четыре тысячи человек положили. Хива и Бухара. У шаха. Нет. Не вернулся ни один. Просто ничего. Там курды. Никто. Лавра. Пусть будут казаки. Это просто политика…
Как только они поняли, что я уже способен к спокойной застольной беседе, общий разговор короткими малопонятными фразами сразу же прекратился. Отец Виссарион взял главенство над маленьким собранием и предложил мне план дальнейших действий:
– В город ты не пойдёшь, Михаил Николаевич. Думаю, весь дом графа Воронцова уже три раза проверили, как тока о твоём бегстве прознали. Так что ищут тебя.
– Понятно.
– Но не горюй, сын мой, без излишнего рвения ищут. Поелику врагам нашим ты беглый даже выгоднее, чем мёртвый. Хлопот меньше, греха на душу никакого, да и тебе, поди, нескучно будет от всего мира прятаться.
– Папино поместье? – догадался я.
– Теперича уже твоё, – рассудительно поправил седой священник. – Зато там тебя искать никому в башку не стрельнёт! Как говорят французы, хочешь спрятаться – встань под фонарём.
– Да, слышал.
– Однако ж, думаю, неделю-другую там отсидись да и уходи из России-матушки куда подальше. Ты ить человек образованный, для тебя все пути в Европе открыты, золото себе оставь, не пропадёшь небось.
– Не пропаду. Но почему я должен уйти? А как же мои друзья? Тот же Матвей или… мисс Энни Челлендер тоже… В смысле, её судьба мне не безразлична. К тому же тот чиновник из тайной канцелярии сказал, что государь хочет говорить с ней.
– По нашим сведениям, – осторожно вмешался лысый, – царь Александр намерен завтра ехать в Петергоф, где проведёт три, а то и четыре дня. Если вашей подруге назначат аудиенцию, то в любом случае это будет не раньше следующей недели.
– Ну-у… я готов пожить в усадьбе. Она же будет говорить обо мне! То есть о нашем путешествии, и вообще…
– Если столь дорога тебе сия девица, дык бери её и увози, – резонно предложил отец Виссарион, а бородатый Митрофан под это дело разлил всем по второй. – Ты пойми, дурная голова, мы ж тебе тока добра желаем. Здесь тебе ловить нечего, окромя острога да петли…
– Но я же… я почти раскрыл заговор!
– Заговоров супротив России-матушки и до тебя хватало, и после тебя ещё немало будет. Подумай да прими добрый совет. Забирай кого хошь и езжай куды подальше…
– За Россию? – очень вовремя предложил купец. Все дружно чокнулись и выпили.
Я не совсем понимал происходящее. Сказывались усталость, нервное напряжение, бессонная ночь. Ну и палёная водка, разумеется. В принципе, эти люди были правы, в подобных вопросах мне бы стоило спокойно довериться их опыту и знанию жизни.
К тому же вот они, настоящие Цепные Псы, способные на любые деяния, даже на похищение узника из каменных мешков самой страшной и самой надёжно охраняемой Санкт-Петербургской тюрьмы. После того как я рассказал им всё, уже они возьмут в свои руки нити заговора против Российской империи и даже самого царя Александра.
А справиться с такой силой не сумеет ни один фон-барон, сколько бы французских маньяков и китайских наёмников за ним ни стояло! Получается, что мне прямо сейчас подарили самое ценное, что есть у человека после жизни. Личную свободу!
Весь мир за пределами русских границ! Вена, Прага, Берлин, Мадрид, Париж или Стокгольм, я могу поехать куда угодно, купить домик в тиши, писать книги и жить так, как мечтал. Здесь моя помощь больше не требовалась, всё, что было в моих силах, сделано.
Всё. И не могу сказать, что я не был этому рад…
– Мне необходимо предупредить Матвея и поговорить с мисс Челлендер.
Отец Виссарион выразительно посмотрел на купца. Митрофан икнул, стукнул себя кулаком в грудь, прокашлялся в бороду и покосился на лысого. Тот подтвердил:
– Хорошо. Забирайте обоих.
– И молодого человека следует переодеть, – напомнил священник.
– Это в единый момент! Эй, Петрович!
– Чего изволите-с? – мгновенно нарисовался хозяин трактира.
– А вот раздобудь-ка нам, братец, какую-никакую одёжку вот для энтого молодого барина. Да не поскупись! Я же знаю, что у тебя в заклад много всякого барахлишка сдаётся.
– Как можно-с?! Законом запрещено-с!
– Тока поскромней чего-нибудь, – купец Митрофан значимо прокатил по столу серебряный рубль. – Чтоб и на улицу выйти не зазорно, да и в глаза не бросалось…
