— Она точно была мертвая и даже совсем не дышала и не шевелилась. А потом встала и пошла на меня. У вас здесь точно черные ведьмы не учатся? Я слышала, что они сами себя в жертву приносят, чтобы потом воскреснуть в несколько раз сильнее, чем до смерти были.
— Марта, ну что ты несешь? — сокрушенно вопросил директор моей мнимой смерти. — Какие черные ведьмы? Говорю же тебе — Сита жива, просто случайно испачкалась в клубничном соке.
— Так же как и ты случайно? — ехидно вопросила блондинка. — Я предпочитаю думать, что это кровь.
Последние ее слова прозвучали совсем близко, потому что дверь в ванную распахнулась. А у кабинки мало того что стенки из рифленого матового стекла, так еще и запотели — ничего не видно!
— Я хочу убедиться, что здесь не прячется оживший труп сомнительной девицы! — заявила деваха из туалета, а в следующее мгновение дверца кабинки резко отъехала в сторону. Как же хорошо, что я пролила эту волшебную пену!
А вот то, как исказилось лицо Романа, — очень даже нехорошо. Я бы сказала, совсем плохо. Стою я, значит, вся в пене, еще и сжалась вся, стараясь как можно больше руками прикрыть, напротив меня злорадно лыбится блондинка-камикадзе, а у нее за спиной стоит директор с каменеющим лицом. И вдруг выражение этого уже ставшего похожим на маску лица стремительно меняется. Блондинка была бесцеремонно отодвинута в сторону, а дверца кабинки задвинута с неимоверными силой и злобой. От чего она тут же и рассыпалась. Интересно, от чего конкретно от силы или злобы?
Роман с тоской глянул на меня и прошипел, как тот змий:
— Пош-шла вон!
Мы с блонди синхронно ломанулись на выход.
— Стоять! — рявкнул Любомирович.
Мы замерли, как послушные девочки.
— Здесь стекло, — это мне. — А ты — выметайся, — это, к сожалению, не мне.
— Что-о-о? — округлила глаза девица: — Это я выметайся? Да если я уйду, то ты меня больше вообще не увидишь!
— Буду только рад!
Беседуют они, значит, а я стою, вся такая в пене, мокрая и голая! Стыдно, между прочим, а еще холодно, и, кажется, я сейчас кого-то убью!
Блондинка прошипела еще что-то уничижительное в адрес старательно не смотрящего на меня директора и, гордо задрав нос, выплыла из ванной.
— Э-э-э, а вы не хотите проводить гостью? — намекнула я Роману, что и ему не помешало бы удалиться.
— Смой пену, — пробурчал директор, протягивая мне полотенце и все так же не глядя в сторону душевой.
Я возмущенно забрала полотенце, повесила на остатки дверцы, включила душ и, пристально наблюдая за напряженной спиной Любомировича, быстро ополоснулась. Спина пару раз порывалась повернуться, но устояла.
Завернувшись в полотенце, я осведомилась:
— Все, теперь вы можете выйти и дать мне привести себя в порядок?
На что директор развернулся и, прохрустев туфлями по стеклянной крошке, еще недавно бывшей дверью кабинки, подошел ко мне, взял на руки и вынес из ванной. И все бы ничего, но он понес меня в свою спальню, а это мы сегодня уже проходили.
— Нет, так дело не пойдет. А ну отпустите меня! — завозмущалась, пытаясь вырваться.
Но куда мне против сильного, следящего за своим телом мужчины. В результате меня все же принесли в злосчастную спальню и бросили на кровать. После чего, все также не глядя в мою сторону, вышли и закрыли за собой дверь. Я вздохнула с облегчением, легла на спину, раскинув руки, и бездумно уставилась в потолок.
Дверь опять открылась, и на кровать упали мои собственные вещи, по полу грохнули шлепанцы, а Роман Любомирович произнес ровным спокойным тоном:
— Просить тебя не попадаться мне на глаза бессмысленно, поэтому я сам уеду на два дня. Вернусь первого утром, а ты располагайся, останешься здесь и присмотришь за Лизой.
Дверь закрылась, а я даже не успела возмутиться.
А когда, одевшись, вышла из комнаты, квартира была пуста и безмолвна. Директор уже ушел и даже не спросил, согласна ли я становиться нянькой для его трудной племянницы. Мы, конечно, с ней неплохо ладим и даже можно сказать, что подружились. Но это совсем не то, что ответственность за несовершеннолетнего подростка. Я же даже не знаю, где они еду берут!
Повздыхала над своей нелегкой долей и пошла искать новоиспеченную опекаемую. М-да, тут ты, Ромочка, явно прогадал, из меня опекун, как из Оси балерина.
Моя подопечная нашлась практически за дверью. Я только вышла из квартиры, а навстречу мне вырулила счастливая, розовощекая Лизавета.
— Ну как, разобрались? — радостно поинтересовалась девчонка, но увидела мою кислую мину, и радости поубавилось.
Потом подружка, а теперь еще и подопечная, помолчала, усердно сверля взглядом дырку у меня во лбу, и заулыбалась еще шире!
