– Обожаю просто! А семги нет?
– Шутите? Так держать! Позитивный настрой – залог вашего выздоровления!
Боль отступила, но пришел стыд и стало еще хуже. Из-за постоянного сна, а потом боли я просто не понимала всей глубины своего падения. Теперь же появилось время осознать и прочувствовать.
Лебедева нет, но эксперименты не закончились. Какие-то люди в зеленых халатах и масках продолжают во мне копошиться, отгородившись простынкой. Что-то достают, что-то вкладывают. Почему так долго? Киборга из меня делают? Уже десять раз можно было всю комлектацию поменять! Выпотрошить и вставить импланты! Нет же! Тянут и тянут! Работают бригадами в три смены. Бестеневая лампа надо мной почти не выключается. А в перерывах – кормление с ложечки, вытирание рта салфеткой, катетер, смена памперсов, профилактика пролежней и другие манипуляции с остатками моего бесчувственного тела. Воля к сопротивлению убита окончательно. С уколами не так страшно было. Кошмарило немного, и что? Все лучше, чем бесконечное созерцание собственной беспомощности. Сколько можно-то?
Думала, меня сломила боль. Ошибалась. Тогда это было тактическое отступление. А сейчас – окончательная капитуляция. Беспомощность и слабость. Полное безволие. Точка.
Стоп! Почему я не сплю и мне не больно? Почему я могу говорить? Так не может быть. Они должны были мне трубку в горло просунуть и подключить к аппарату. Обезболивающие – ладно, еще можно объяснить, но я в сознании, значит, на убойных миорелаксантах. Значит, у меня ничего не должно шевелиться: кровь поступает ко всем мышцам. Значит, я и дышать сама не должна. Но я дышу, и никакой трубки в горле нет!
Ни черта не понятно!
Это меня Бог за мать наказал. Обещала ей, как учебу закончу, к себе в Москву забрать да по докторам здешним поводить. В нашей-то глубинке такие диагнозы не лечатся. Ни одного нормального кардиолога не найти, только и знай, таблетками глушат, а больной продолжает загибаться. Клятвенно обещала. А как закончила пятый курс, надо было самой устроиться. Комната на двоих с подругой – это не условия. Устроилась, квартиру сняла, худо-бедно работенка появилась. Но про мать я не вспомнила. Решила приодеться, чтоб на серьезных мероприятиях выглядеть адекватно. Приоделась. Потом на права сдавала. Машину купила, будь она неладна! Не ездить же серьезной журналистке на метро и трамвае! В нормальных редакциях у всех машины есть! А потом вообще не до матери стало. Закрутила столичная жизнь. Деньги как сквозь пальцы утекали, да все мало было, все не хватало. За квартиру заплати, за ремонт машины заплати, бензин тоже не бесплатный, к новому сезону новую дубленку прикупить надо.
Не дождалась мать дочкиной заботы. Теперь сама будет меня выхаживать. С ее-то сердцем! Только и гадай, кто первым сдохнет. Как же я увлеклась этой мишурой? День за днем, день за днем – и десять лет прошло! Господь долго ждал. Терпелив оказался. А мне что? Я бы и через двадцать лет о матери не вспомнила. Все решала бы свои мелкие проблемы. То машина сломается, то с очередным редактором поругаюсь, то еще какое-нибудь приключение.
А может, и не в деньгах дело? Может, мне просто захотелось красивой столичной жизни с полным отрывом? Пригласишь парня домой, а там больная мать лежит. Ни в кино, ни к подруге ее не вытолкаешь – не дойдет. Вот тебе и отрыв! Никакой романтики.
Дура была. Смело могла мать забрать. Нормальный парень не испугался бы.
И зачем мне теперь машина? Зачем платья красивые и дубленки (два шкафа под завязку набиты)? Зачем коробки с обувью штабелями? Кому все это надо? Ни в одну нормальную редакцию так в штат и не пробилась. Замуж тоже не взяли. Не вышла. Ото всех мужиков, кто интерес проявлял, хотелось бежать без оглядки. А мне самой так никто и не понравился. Женатиков не учитываем.
Лучше бы спокойно ездила на метро! В обычных джинсах и рубашке. Зимой пуховиком бы обошлась. И обуви столько не нужно. Смартфон навороченный – тоже излишество. И планшет! Я уже про ювелирку молчу. А ведь на сэкономленные деньги мать можно было вылечить. Внуков бы помогала воспитывать. Капец! Придется возвращаться в родное село. Если добрые люди довезут!
По всем фронтам проигрыш. Беспросветность. Усыпили бы, что ли, побыстрее! Где этот спасительный мрак?! Где укольчик? Даже телик выключен.
Ну вот, покатилось мокрое по щекам. Все-таки расплакалась! Катя углядела и уже салфеткой вытирает мои слезы. Шепчет что-то успокаивающее. А я только сильнее реву.
– Все, больше не могу. Сами себя рекламируйте. Катя, усыпи меня.
– Нельзя, Татьяна Даниловна. Приказа нет. Алексей Михайлович вернется, его и просите.
Конечно, никто меня не усыпит. Это я размечталась. Не для того они надо мной колдуют. Столько денег вложено – надо отрабатывать.
– Вы не расстраивайтесь, Татьяна Даниловна, вам очень повезло. Нужно переждать.
– Чего ради?
– Счастье будете лаптем хлебать!
– Что?
– Шутка! Простите, не сдержалась. Хотите, позвоню Алексею Михайловичу?
– Зачем? У него «тяжелые».
