пятная склон кровью, спускался все ниже. С бредовой невероятной легкостью Усольцев достиг узкого карниза, миновал и его. Тут ветер угас, задержанный выступом соседней вершины, и снова началась отчаянная борьба. Усольцев скользил по склону, раздирая тело, кроша ногти, переворачивался, задерживался, снова сползал. Сознание окружающего исчезло совсем, осталось только ощущение необходимости цепляться изо всех сил за каждый выступ каменной стены, судорожно искать под собой ускользающие точки опоры, с жуткой обреченностью прижиматься к камню, борясь с отрывающей от горы, беспощадно тянущей вниз силой. Никогда позже Усольцев не мог вспомнить конец своего спуска с Белого Рога…»
Но поэтом, художником Ефремов был недолго. В его сочинениях возобладал философ, историк (автор исторических романов «На краю Ойкумены», «Таис Афинская»), а поэту пришлось отступить.
В 1958 году вышел его роман-утопия «Туманность Андромеды». Это фантастическое сочинение похоже на ученый труд. Каждая глава романа похожа на раздел в монографии: здесь об искусстве будущего, здесь о космических полетах, здесь о том, какие сохранятся к тому времени преступления и как их научатся пресекать, а здесь – из чего будет состоять образование и воспитание детей… Во всей русской и советской литературе нет примера более масштабной и более фундаментальной утопии. Но утопия эта… холодновата, если не сказать прямо – холодна; в ней многое, почти все – от логики, эмоциям оставлено не столь уж много места.
Незадолго до смерти, в романе «Час Быка», Ефремов предложил новую утопию – значительно более тонкую, чем «Туманность Андромеды». В последнем произведении писателя сталкиваются два общества: служители света и приверженцы тьмы. Но конфликт между ними ничуть не похож на битву социализма и капитализма. Это вечное противостояние двух начал, прошедшее через всю историю человечества и унаследованное далеким будущим. «Час Быка» во многом опирается на восточные религиозные и философские традиции. Автор подробно выстроил этику, философию и весь образ жизни идеального человека – человека света.
Главный труд Ефремова – роман «Лезвие бритвы», над ним Иван Антонович работал около пяти лет (1959–1963), и в год завершения работы появилась первая его публикация. В нем, думается, мировидение и художественная манера зрелого Ефремова проявились в наибольшей мере.
Все, что Ефремов создавал как писатель, привлекало внимание огромных читательских масс, оказывалось в фокусе общественного интереса. Но именно «Лезвие бритвы» вызвало настоящую бурю. Многие читатели, ознакомившись с текстом, увидели в авторе духовного наставника, своего рода «гуру». Сам Ефремов был этим недоволен, ему больше нравилось аналитическое, т. е. рациональное отношение к любимому произведению. Прошло много лет после выхода книги, и на склоне дней своих писатель все еще считал этот роман недопонятым…
Взявшись писать «Лезвие бритвы», Иван Антонович уже мог рассчитывать на колоссальный читательский запрос: за его спиной к тому времени были «Звездные корабли», «Туманность Андромеды», циклы рассказов и повестей. Ефремов завоевал огромную известность как фантаст и заслужил значительный авторитет как ученый. То, что вышло из-под его пера, было одновременно и фантастикой… и не фантастикой. Имело научную основу… но не особенно близкую к традиционной науке. Более того, «Лезвие бритвы» оказалось еще и литературой, которая… не вполне литература. Это один из самых загадочных текстов советского времени, произведение, идущее поперек всех стандартов и форматов, даже конфликтующее с понятием «роман» – как его видели тогда, полстолетия назад.
Ефремову требовалась большая смелость и еще бoльшая уверенность в собственной правоте, чтобы написать такую вещь. И действительно, его книга погрузила тысячи и тысячи читателей в шок… но шок вызвал, скорее, притяжение, нежели отталкивание. У Ефремова родился роман-экзот, существо, как ни парадоксально, одновременно уродливое и по-своему красивое.
Когда-то, в эпоху Оттепели, роман громыхнул. На протяжении всего советского периода он притягивал к себе внимание читателей и высоко котировался на «черном рынке». Автор этих строк очень хорошо помнит, сколь трудно было достать «Лезвие бритвы» – хоть за самые безумные деньги. А украсть эту книгу из библиотеки не представлялось возможным, поскольку из большинства библиотек «Лезвие бритвы» украли задолго до того, как у тебя впервые появлялась такая мысль…
В 1971 году Ефремов писал: «Лезвие бритвы» и по сие время считается высоколобыми критиками моей творческой неудачей. А я ценю этот роман выше всех своих (или люблю его больше). Публика уже его оценила – 30–40 руб. на черном рынке, как Библия. Все дело в том, что в приключенческую рамку пришлось оправить апокриф – вещи, о которых не принято было у нас говорить, а при Сталине просто – 10 лет в Сибирь: о йоге, о духовном могуществе человека, о самовоспитании – все это также впервые явилось в нашей литературе, в результате чего появились легенды, что я якобы посвященный йог, проведший сколько-то лет в Тибете и Индии, мудрец, вскрывающий тайны… До сих пор издательства относятся к «Лезвию» c непобедимой осторожностью, и эта книга пока еще не стала пройденным этапом, как все остальные, хотя о йоге печатаются статьи, снимаются фильмы, а психология прочно входит в бытие общества, пусть не теми темпами, как это было бы надо».
Фантастический элемент, позволяющий включить «Лезвие бритвы» в поле НФ, присутствует, но он незначителен. Речь идет о находке на дне морском древнего венца, принадлежавшего когда-то Александру Македонскому, который добыл его в одном из древнейших городов Индии. Этот венец способен влиять на психику человека, и при неблагоприятном стечении обстоятельств он отбирает значительный фрагмент памяти. Еще в романе есть сцены, когда современный ученый с помощью биохимических коктейлей (много разного плюс немного ЛСД) оживляет «генетическую память». Ну и несколько картинок, демонстрирующих возможности гипноза: исцеление тяжелобольного, победа одного мастера внушения в дуэли с другим мастером, перевоспитание врача- садиста… Вот, собственно, и все. Фантастическое допущение разбросано скудными вкраплениями по всему тексту романа, оно оживляет его, тянет за собой