Оба помолчали, размышляя. Растяжки палатки жалобно пели на крепком ветру. Шум в лагере стихал и усиливался с его пульсом, словно небо было стеклом, в котором звуки мира то расплываются, то становятся четкими.
– А Эскелес? – спросил Сорвил, понимая, что всего лишь предполагает, что его наставник выжил. – Что с ним?
Цоронга нахмурился:
– Он же толстяк в голодные времена.
– Что?
– Зеумская поговорка… Означает, что люди вроде него никогда не пропадут.
Сорвил поджал губу, вздрогнув от внезапной боли, пронзившей его.
– Даже когда им следует.
Цоронга потупил взор, словно сожалея о резких словах, а потом с беспомощной улыбкой поднял глаза.
– Зеумские поговорки отличаются резкостью, – сказал он. – Мы всегда отдавали предпочтение мудрости, а не громким словам.
Сорвил фыркнул и широко улыбнулся, но тут же понял, что запутался в собственных противоречивых обвинениях. Столько погибших… Друзья. Товарищи по оружию. Ему претило испытывать радость, забыв об удовольствии и облегчении. Не одну неделю они стремились вместе к победе, одолевая расстояния и собственные слабости, чтобы выполнить смертельную миссию. Они сомневались и боялись. Но крепились. Они победили – и, несмотря на горькие потери, этот факт кричал о себе с ненормальным торжеством.
Наследники погибли в славе… бессмертной славе. Что это была бы за жизнь, проведенная в пререканиях и распутстве, жизнь, подобная смерти?
Цоронга не разделял его праздничных настроений.
– Те, кто упали… – осторожно начал он, как обычно делают друзья, надеясь утешить. – Одни из немногих счастливцев, Цоронга… Правда.
Но, еще не договорив, молодой король понял, что его предположение неверно. Наследный принц горевал не о павших, а о собственном спасении… или его способе.
– Есть еще одна… поговорка, – сказал Цоронга с несвойственным ему сомнением. – Еще одна поговорка, которую тебе нужно узнать.
– Да?
Наследный принц посмотрел прямо в глаза.
– Мужество отбрасывает самую длинную тень.
Сорвил кивнул.
– И что это значит?
Цоронга бросил на него нетерпеливый взгляд с видом человека, который пытается сделать неловкое признание.
– Мы, зеумцы, люди дела, – тяжело вздохнул Цоронга. – Мы живем, почитая память покойных отцов мудростью в суде, отвагой на поле…
– Черный вход в царствие небесное, – перебил Сорвил, вспомнив, как друг объяснял ему основы зеумской религии, заключающиеся в духовном воздействии в мелочах. – Помню.
– Да… Точно. Сказанное означает, что мужество одного человека – это позор для другого…
Он поджал полные губы.
– А ты, конник… Что ты сделал…
Ночь, темнота, смятение чувств и неясных образов вновь обрушились на Сорвила. Он вспомнил, что выкрикнул другу в тот момент, когда Эскелес рухнул на землю…
– Хочешь сказать, что я опозорил тебя?
Суровая улыбка.
– В глазах моих предков… без сомнения.
Сорвил, не веря, замотал головой.
– Я прошу прощения… Может, если повезет, тебя тайком пронесут к черному входу.
Наследный принц нахмурился.
– То, что ты делал, было каким-то чудом, – сказал он, вконец расстроившись. – Я видел тебя, конник. Я знаю, что ты обращался ко мне… И все-таки поскакал дальше.
Он посмотрел так, будто произносил речь перед толпой более примитивных созданий.
– Теперь я всегда буду искать способ, как выйти из твоей тени.
Сорвил вздрогнул под его взглядом. Глаза остановились на Порспериане, который, скорчившись, сидел в углу, освещенный серым светом…
– Пора поискать компанию трусов, – вяло предложил он.
– Самая длинная тень, помнишь? – сказал Цоронга с видом человека, унизившегося до признания своего унижения. – Единственный способ – единственный – спастись – встать на твою сторону.
