– Так что это за проклятие? – чуть не кричит она на Акхеймиона. – Говори, старый дурак!
Она тут же корит себя за несдержанность, понимая, что откровенность старика неминуемо оборвется от ее гнева. Люди склонны наказывать вспыльчивость, равно из сострадания и от досады.
Пожевав нижнюю губу, Акхеймион продолжил:
– Насколько мне известно, – начинает он с явной осторожностью, которая просто бесит, – у владеющих Оком Судии рождаются мертвые младенцы.
Он пожимает плечами, словно хочет сказать: «Вот видишь? Тебе нечего бояться…»
Но холодеет еще больше.
– Что?
Друз хмуро сводит брови.
– Око Судии – око Нерожденного… Око, что видит с точки зрения самого Господа.
На пути открылся распадок: тропа ведет их к неглубокому оврагу. Они следуют вдоль журчащего ручья, текущего по его дну. Вода чистая, но кажется черной в окружающем сумраке. Исполинские вязы выстроились колоннами по берегам, корни их, словно огромные кулаки, сжимают землю. Ручей заставил деревья расступиться, отчего наверху проглянула полоска неба. То тут то там вода вырыла пещерки под корнями. Отряду часто приходится пробираться под упавшими гигантами, похожими на окаменевших китов.
– Но у меня… оно было всегда… сколько себя помню.
– В том-то и дело, – отзывается Акхеймион так, словно и сам хотел бы поверить в придуманное объяснение. Он хмурится, и Мимаре это выражение кажется ужасно милым на изрезанном морщинами лице. – Но все не просто, когда соприкасаешься с Потусторонним. Все происходит не так… как здесь…
– Загадки! Почему ты постоянно мучишь меня загадками?
– Я просто говорю в том смысле, что твоя жизнь уже прожита – с божественной точки зрения, то есть…
– Что это значит?
– Ничего, – бросает он сердитый взгляд.
– Скажи, что это значит!
Но его глаза холодно вспыхивают. Опять она перешла грань терпения старого чародея.
– Ничего, Мимара. Ниче…
Раздается крик, от которого кровь стынет в жилах. Жилистая рука Чародея прижимает Мимару к склону. Она слышит шепот Защиты – чары протягиваются преградой вокруг. Гулко звучат непостижимые заклинания Клирика. Краем глаза Мимара замечает пошатывающегося Сутадру, из его щеки торчит оперение стрелы. Он пытается вскрикнуть, но только хрипло кашляет.
«Опять», – понимает она. Опять Шкуродеры гибнут.
– Держись за пояс! – кричит Акхеймион, резко припадая к земле. – Не отпускай!
– На деревья! – кричит кто-то, кажется, Галиан.
– Ущербы! Ущербы!
Хохот Клирика разносится по низинам.
В своей жажде овладения колдовскими чарами Мимара много прочла об адептах школы Завета и еще больше о Гнозисе и тайных военных заклятиях Древнего Севера. Ей известно о навешивании такой Защиты в свернутом виде для обороны при внезапной атаке. Еще в разрушенной башне Акхеймиона она чувствовала присутствие незримых волшебных сил вокруг него, будто детских каракулей на совершенном образе видимого мира. Теперь они с отвратительным треском развернулись, спасая им жизнь.
Туча стрел, обрушившихся на защиту колдуна, искрясь, отскочила прочь, не причинив им вреда. Мимара озирается, стараясь вникнуть в происходящее безумие. Издали раздаются крики. На противоположном склоне мелькают темные фигуры: лучники перебегают с места на место пружинистой поступью скальперов. Овраг завел их всех в ловушку. Галиан и Поквас притаились за кучей валежника. Сутадра лежит на земле. Сомы не видно. Клирик окружил себя собственным колдовским щитом. Капитан стоит рядом с ним, выпрямившись во весь рост.
– Ко мне! – воскликнул Акхеймион. Он теперь стоит, прочно уперевшись ногами в илистое дно ручья, и Мимара становится подле него. – Держитесь рядом со мной!
Чужие крики, чужие голоса проносятся в темноте по склонам. Атакующие в тревоге кричат.
– Гур-гурвик-викка! – доносится нестройный хор.
Одно из немногих гэллишских слов, знакомых Мимаре.
Гурвикка. Волшебник.
Акхеймион уже начал шептать таинственные заклинания. Глаза и уста его вспыхивают белым светом, отчего на окружающих ложатся голубоватые тени.
