Акхеймион кивнул. Он живо представил Ваттита, лежащего в проходе, который только и ждет, чтобы пустить струю извивающегося пламени. Устраивать засады было печально известной тактикой Раку. При всей своей дикой мощи они были исключительно умными и коварными созданиями, – гораздо хитрее, чем шранки. Жертве не оставалось иного выбора, как только спрятаться в нору и попытаться выжить под натиском силы…
– Один из нас должен прикрывать, – сказал он, – а другой в это время бросится в огонь.
Нелюдь, не успев кивнуть, резко обернулся во тьму за спиной.
Нахмурившись, Акхеймион проследил, куда направлен его взгляд, и, прищурившись, всмотрелся в пустоту наверху. Поднял палец, чтобы соскрести пыль…
Вломившись в дымку света, словно призрак, ставший реальным, сверкающим чудищем, дракон вытянул когти, захлопал крыльями, пасть разверзлась, скрывая увенчанную рогами голову…
Он выскочил из мрака. Акхеймион в тщетной попытке защититься выбросил руки вверх.
Все охватил огонь.
Мужчины безмолвно взирали на нее.
– Что вы видите? – спросила она.
Звук ее голоса словно встряхнул их. Лицо Галиана потемнело от безотчетной ярости.
– Видим? – выкрикнул он, и лицо у него задергалось от навязчивого тика. – Я вижу, что все осквернено. Ты… И Гробница вон там… А когда мы вернемся, любые лакомства, каждый персик и каждая шелковая подушка в Трехморье будут наши. Я вижу вкусный мир, моя маленькая блудница, и я намерен пировать!
Блудница. От звуков этого слова что-то шевельнулось в ней, давно забытая привычка. Она знала, как обуздать и направить самые безумные страсти мужчин…
– А душа? – спросила она спокойно. – Как же душа?
– Для ведьмы не будет ничего хуже, уверяю тебя.
– Разграбим, – засмеялся рядом с ним Поквас.
В осанке зеумского меченосца было что-то неловкое и развратное, словно он склонился к ногам, уже поднятым. Даже было видно, как выгнулся его фаллос в штанах.
– Грабь… грабь…
Галиан двинулся к ней.
Она пыталась отыскать в душе ненависть, которая всегда питала ее силу, но смогла только вызвать моменты любви и нежности. Она улыбнулась сквозь слезы. Провела теплыми ладонями по изгибу своего живота. В первый раз она осмелится сжать, схватить того, кто вторгнется в нее.
Ну, здравствуй, малыш…
Галиан, сжав ей горло, замотал ее головой из стороны в сторону.
– Сладкий Сейенус… – пробормотал он почти с нежностью. – Ты и вправду красива… Только жаль червячка.
– Червячка? – с трудом выдохнула она.
– Личинку, что ты носишь в своем чреве.
Слезы брызнули у нее из глаз.
– Почему? – спросила она, готовая разрыдаться.
Колумнарий наклонился так близко, что чуть не провел языком по лицу.
– Боюсь, что он не выдержит моего натиска.
– Нет! Прош…
– Да! – выкрикнул он с новым приступом бессердечия. – Нам в персиках червяки не нужны, правда, ребята?
Поквас и Ксонгис опять расхохотались, на этот раз нервно и по-мальчишески. Их легко было увлечь и повести за собой. Они переминались у границ дозволенного, позволяя себе только думать о нем.
Ятвер… Милая Богиня, помоги…
Ее голова была зажата в тисках его рук. Опустив глаза, она видела линию своей щеки. Но потом они встретились с его маниакальным взглядом…
И Око Судии открылось…
Она смотрела на нечто… необъяснимое.
Противоречивые чувства смешались в ней, словно она была женой этого скальпера, единственной, которую всю жизнь били, единственной, которая понимала его. Ведь нет греха без слабости, нет преступления без нужды или страдания. Она видела через трещины в черствой корке его детские страдания. Розги отца, кулаки брата. Голод и нужду и потребность, чтобы им восхищались и уважали, чтобы украсть то, чем он не хочет делиться…
Она любила его и презирала. Но больше всего боялась за него.
