погуляешь?
– Нет уж, – упрямо вжалась в спинку кресла Слава, – если это касается меня или вас, то я желаю знать всё из первых рук.
– Ма… – взмолилась Тина, но Слава ещё упрямее замотала головой:
– И не упрашивайте.
– Как хочешь, – не желая спорить, сдался Стан, – так вот, Геб, я тоже вырос без отца. Все мы, – поправился он, взглянув на подвинувшуюся к матери Тину, – и он не погиб, и не потерялся, и даже был в курсе, что я должен родиться. И больше того, он точно знал о моём рождении… Старушка, у которой мы жили, лично сходила к нему и сообщила.
– Не было такого… – слабо дёрнулась зажатая между Тиной и Консом мать.
– Было, – выдохнул ей в волосы Конс, – я… мы, лет в пять спросили у неё, не знает ли она, кто мой отец. Альбина Юрьевна и рассказала, как прямо из роддома пошла к нему. Тогда он ещё жил в нашем городе… наверное, поэтому потом и переехал, чтобы не встретить случайно.
– Да, – мрачно поддакнула Тина, – а с Альбиной Юрьевной мы договорились, что ничего тебе не скажем… Но ты сама к нему пошла, когда отвела меня в первый класс. Я помню… как ты плакала и бросала в несчастный сарайчик тот проклятый нож… Единственную вещь, какую он нашёл, чтобы отделаться от тебя.
– Негодяй… – выдохнул с ненавистью Тарос, – жаль, нельзя до него добраться…
– Я думала… – закусив губу и стараясь не расплакаться, пробормотала Ярослава, – он захочет с тобой… с вами, познакомиться… у них с женой не было детей… а ты как раз подрос и стал таким послушным и рассудительным… у меня на работе коллеги наперебой хвалили…
– Но он не пришёл и даже не вспоминал обо мне ещё несколько лет, ни конфетки в день рождения, ни подарка на Новый год… но тогда я этого и не ждал, – хмуро продолжил исповедь Стан, – мне просто хотелось, чтобы он был, разговаривал со мной, играл или гулял. Я ведь даже не понимал тогда, почему он не помогает матери меня воспитывать. Оказывается, вовсе не от бедности, а из принципа, из желания наказать, ведь он же запретил ей меня рожать! Маленьким я ещё был, не знал, что он зарабатывает во много раз больше, чем ма, и оставляет в ресторане за один поход столько, сколько мы тратим на еду в месяц. А однажды он пришёл… много позже, когда разошёлся с женой. В тот день я вернулся с занятий и сразу заметил бродившего возле дома чужого мужчину. Не знаю, чем он меня задел, я насторожился и спрятался. Ма была на работе, он потоптался и направился в ближайшее кафе. Я пошёл за ним, хотя денег было только на чай… но сделал всё, как в лучших детективах, сел у него за спиной и принялся пить свой чай самыми маленькими глоточками. А он заказал всего самого вкусного, много… ел долго, с чувством, и коньячку накатил… мне чай пришлось ещё раз покупать.
Слава слушала с каменным лицом, не замечая ни текущих у неё по лицу слёз ни осторожных движений Тины, промокающей их платочком.
– А потом он снова пошёл к нашему дому… и по пути купил в ларьке шоколадку, – стараясь не смотреть на мать, продолжал рассказ Стан, уже остро жалея, что затеял этот разговор. Разве пробьёшь на понимание таких твердолобых?
Однако и не договорить тоже не мог, что-то прорвалось в душе и требовало освобождения.
– Я ждал почти час, не хотел входить при нём в дом, и зашёл, только когда он ушёл. Ма была какая-то задумчивая, всё вздыхала и смотрела на меня, а я искал глазами ту шоколадку… но её нигде не было, хотя ма никогда не прячет сладкое. Когда мы сели пить чай, я не выдержал… спросил, – никакой конфетки нет? Ма достала вазочку с «Гусиными лапками»… вот тогда я его и возненавидел. И понял, что никогда не смогу простить… потому как это не просто жадность… это отношение ко мне. Если бы ма решила к нему вернуться, он бы достал свой шоколад… а раз нет, то и шоколада нет.
Горько всхлипнула Юнхиола, тихо стирала мокрые дорожки со смуглых щёк Майка и как-то странно морщилась Адистанна. И Стан мог бы поклясться, что плачут они вовсе не над его историей, а над чем-то своим, аукнувшимся в ответ на его слова.
– А ради вас отец готов на всё… да я бы за такого… но ты ведь дурак, – устало выдохнул командир и, шагнув к дивану, обнял мать сзади за плечи. – Прости!
– Почему ты тогда не рассказал… – Обиднее всего для Ярославы оказалась собственная невнимательность. Как же она могла просмотреть, не понять и ничем не помочь сыну в тот проклятый день?!
– Что тут случилось? – Дверь распахнулась, как от пинка, и в комнату влетели два белокурых вихря.
– Слава! Ты почему плачешь? – Васт оказался около землянки в три прыжка, присел у её коленей, заглянул снизу в залитое слезами лицо и рыкнул: – Кто её обидел?!
И так свирепо прозвучали последние три слова, что у Ярославы как-то сама собой выползла на губы довольная усмешка, грозен-то как! Вот вроде и мелочь, но так приятно, когда всему миру заявляют о готовности наказать любого, кто посмеет её обижать.
– Мой отец. Прям сейчас побежишь убивать?! – необидно усмехнулась Тина, с интересом рассматривая блондина, вот таким шикарным она его ещё никогда не видела.
Стройная фигура Васта была облачена в ловко сидевший на ней изящный тёмно-зелёный костюм, ничем не уступавший по роскоши одежде самых знатных гостей. Но по тончайшей вышивке, замысловато вившейся по обшлагам и плечам, сразу было понятно, где изготовлена эта красота. Несомненно, телохранитель привёз всё это с Анлезии. И где, интересно, хранил столько лет, если все вещички выглядят совершенно как новенькие? Или в Дилле есть места, где можно такое купить? Хотелось бы там побывать… возможно, найдутся не только тряпки, а и что-нибудь поинтереснее?
