дома.
— Я не практиковалась! — вскинула голову. — Что я, с ума сошла?
— Вам же хуже. Начинайте.
Вот так вот продолжать, когда он стоит надо мной и полыхает гневом, как Лаувайс отпугивающими волнами?
— Вы мне хотя бы покажете, как это должно звучать?
— Возьмите перо.
Эти слова с тем же успехом мог сказать робот или вакуумный упаковщик, но я просто взяла планшетное перо, подчиняясь силе его голоса. Позвоночник скрутило огненной змеей: слишком живы были воспоминания о том, как я безвольной куклой повисла на плече иртхана, а потом вынимала ремень из его брюк. Как вручила ему и разделась — и сейчас он мог повторить со мной все то же самое. Легко. И так же легко мне это продемонстрировал.
— Я понятно объясняю, эсса Ладэ?
Глубоко вздохнула и вонзила ногти в ладонь. До боли.
— То есть мне вот так же говорить прямо перед вами?
— Прямо передо мной. Представьте, что я дракон.
Тут даже представлять ничего не надо. Драконище как оно есть.
— О чем?
— О чем пожелаете.
— Не думаю, что у меня получится дать вам приказ…
— У вас не получится. Мне нужно слышать ваш голос, а вам — учиться им управлять. Без этого мы не двинемся с места.
Внутри все дрожало от напряжения, и теперь будет дрожать до той минуты, пока я не услышу свой приговор. Нет, Леона, так не пойдет. Надо расслабиться и сосредоточиться. Давай представь, что ты выходишь на сцену и… Спеть ему, что ли? Взять одну из самых простых по мотиву песен, сосредоточиться на словах. Интересно, как сочетается умение отключать эмоции с игрой голосом во время пения? Ладно, вопрос не к месту. Посмотрим, что вы на это скажете, местр Халлоран.
Сначала опустила голос до самых низких интонаций, потом подняла повыше, как на распевке. Снова вниз, до грудных низких нот. Чувственных, женственных, мягких. А ведь сейчас я гораздо лучше понимала, о чем говорила Шайна. Умение отделять себя от того, о ком поешь, помогает не только лучше почувствовать песню, но и вести ее. Наблюдать за происходящим со стороны, проживать жизнь вместе с героиней, но не позволять эмоциям брать над тобой верх. Это совсем не то же самое, что равнодушие, скорее ювелирная грань между созерцанием чувства и чувством. Не менее острая и будоражащая.
— Я просил вас говорить, эсса Ладэ, не петь.
Вздрогнула и осеклась: взгляд дракона полыхнул еще ярче, а потом потемнел до черноты. Только угли остались, под которыми тлело страшное пламя. От этих взглядов на коже расцветали ожоги, не говоря уже о том, что творилось внутри.
— Но мне проще петь, — сказала негромко. — Я так чувствую мир, мне гораздо привычнее выражать силу через песню.
— Вы уже выразили. На юбилее.
Я вспыхнула.
— Долго вы еще будете мне это припоминать?
— До тех пор, пока вы не уясните: во время обучения нужно делать то, что говорю я. А не то, что вы вычитали посредством неизвестного благодетеля, ради которого готовы на все.
Огонь со щек перекинулся на шею, слишком явный был акцент на последних словах.
Обидно, горько. И больно.
— Я бы с радостью спросила у известного, но известный разложил меня на кровати и заставил пережить несколько самых унизительных минут в моей жизни.
