Драгоценность

Я задумываюсь на мгновение.

–?Что, все компаньоны… так выглядят?

Он снова смеется, на этот раз громче.

–?Не в точности, но, пожалуй, что да.

–?Нет, – отвечаю я. – Тогда не было.

Его лицо становится задумчивым.

–?Почему бы нам не присесть?

–?Хм, ладно. – Я задеваю ногой угол журнального столика, приближаясь к дивану.

–?С тобой все в порядке? – спрашивает он.

–?Да, все хорошо, – вздыхаю я, стараясь не обращать внимания на боль в ноге. Неужели я всегда такая неуклюжая? Мне кажется, что мои конечности отделились от тела и не знают, что им теперь делать.

–?Что ж, – продолжает он. – Почему бы тебе не рассказать немного о себе?

Меня так давно никто не просил об этом.

–?Что ты хочешь знать?

Он откидывается назад и закидывает руку на спинку дивана. Я задыхаюсь, чувствуя близость его тела, глядя на форму его рук и плеч, цвет кожи, тугие мышцы. Какая досада, что мои щеки предательски горят. Хорошо бы открыть окно.

–?Все. Все, что ты захочешь рассказать. Что ты больше всего любишь?

–?Я… занимаюсь музыкой.

–?Правда? – Его глаза загораются. – И на каком же инструменте ты играешь?

–?На виолончели.

–?Это один из моих любимых. – Он улыбается. – Знаешь, в прошлом году я слушал Страдивариуса Тэнглвуда в Королевском концертном зале.

Мое волнение как рукой снимает.

–?Да ты что? Живьем? Самого Страдивариуса?

–?Я так понимаю, ты его поклонница.

–?Поклонница? Да Страдивариус Тэнглвуд – самый талантливый виолончелист столетия! Он… я хочу сказать, да разве можно его не… – Я не могу сформулировать свою мысль. «Поклонница» прямой шрифт кажется таким банальным словом. Наш граммофон в Южных Воротах почти вышел из строя – так часто я слушала записи концертов Тэнглвуда. Он был моим вдохновением.

–?Тогда я удивлен, что тебя там не было, – говорит он. – Это был удивительный концерт.

–?Могу себе представить. Он играл менуэт ре минор?

Кажется, он восхищен.

–?Да, играл. Хотя моя любимая – прелюдия соль мажор. Я знаю, это немудреная пьеса, но…

–?Это и моя любимая! – Я не хотела кричать – вид у парня немного встревоженный. – Это… первая пьеса, которую я разучила, – добавляю я чуть спокойнее.

–?Возможно, он будет снова выступать в ближайшие несколько месяцев. Я бы с радостью пригласил тебя. Хотя, признаюсь, я предпочитаю Рида Пёрлинга.

У меня отвисает челюсть.

–?Рида Пёрлинга? Ты шутишь? Пёрлинга даже сравнивать нельзя с Тэнглвудом! Он уступает в технике, манере игры, его фразировка всегда ужасно неуклюжая, а эмоциональный диапазон как у дверной ручки… – Помню, я до хрипоты спорила об этом с учительницей музыки в Южных Воротах. – Это все равно что сравнивать ограненный бриллиант с куском кварца.

Он смеется.

–?Никогда не встречал девушек из Банка, которые бы так любили музыку и разбирались бы в ней. – Его рука спускается со спинки дивана, и он нежно проводит кончиками пальцев по моей щеке. – Мне не терпится познакомиться с тобой поближе.

В моей груди настоящий переполох, сердце стучит оглушительно громко, но я ни о чем не могу думать, только чувствую прикосновение его пальцев, от которого странное тепло разливается по моему телу.

Но откуда-то из самых глубин моего замутненного сознания все-таки просачиваются его слова.

–?В каком смысле «девушку из Банка»?

Он убирает руку, и его серые глаза смотрят настороженно.

–?Как «в каком смысле»? Ты же из Банка.

Отчаяние захлестывает меня, заволакивает глаза мутной пеленой, и свет как будто покидает эту комнату. Конечно. Мне следовало догадаться. Он