оснований обратиться в неприятных, обиженных и беспокойных призраков. Поэтому совет из десяти человек, состоявший из четырех представителей самых знатных семей, трех самых богатых торговцев, двух самых громогласных проповедников и Вице-короля, порылись в своих глубоких карманах и выложили денежки на приличные гробы и достойные похороны.
Вице-король поднял было шум на счет девушки номер два, найденной в фонтане – люди, мол, пили эту воду! – так что Констеблю придали двух помощников для проведения расследования. На беду, опросы пришлось проводить в тавернах, и вскоре выяснилось, что сотрудники не могут справиться с искушением и нагружаются во время работы так, что помощи от них маловато. Констебль ежедневно являлся пред ясные очи Вице-короля, с выражением собачьей преданности на физиономии. Голову он все сильнее и сильнее втягивал в плечи, так что у людей возникало опасение, не провалится ли она вовсе и не придется ли ему тогда делать прорези в груди, чтобы выглядывать сквозь них наружу. Констебль молча стоял навытяжку, пока Вице-король кричал.
Это был красивый, лет тридцати пяти, светловолосый человек с нежно-голубыми глазами поэта. Высокий и хорошо сложенный, он одевался безукоризненно и с блеском, что выгодно отличало его от предыдущего Вице-короля. Он возмущенно кричал на Констебля. Он устраивал гневные разносы членам совета. Выглядел он при этом блестяще. Он ласково беседовал с родителями, потерявшими дочерей, и выплатил пособия тем, кто попросил, несмотря на то что – как с одобрением замечали люди – это не входило в его обязанности. Он даже присутствовал на похоронах убитых девушек, произнося восхваления в адрес каждой из них, тепло воспевая их красоту и юность, выражая скорбь об их безвременной кончине. Когда Нел впервые появилась в дверях зала заседаний совета, с первой запиской от матери, Вице-король прервал тираду, обращенную к Констеблю, и широко ей улыбнулся. Потом он себя этим не утруждал, будто ее обыкновенность отводила ему глаза и он просто перестал ее замечать. Нел было интересно – уж не кажется ли ему, что записки плывут к нему сами, по воздуху. В самом деле, ее приход до того не привлекал внимания, что нередко, застав его врасплох, она ловила на его лице выражение, не предназначенное для чужих глаз. В другие моменты ей казалось, будто это вообще не его лицо, а маска, поспешно натянутая поверх другой. Нел тогда трясла головой, понимая, что ее глаза ее обманывают.
Она покашливала, и тогда он бросал свое дело, каким бы ни занимался, и протягивал изящную руку с ухоженными ногтями, чтобы она положила письмо ему на бледную, без единой черточки ладонь. Эта ладонь поражала Нел – такая гладкая, будто у него не было ни прошлого и будущего. Будто он просто явился в мир, как явился в Брейкуотер, шестью месяцами раньше, имея при себе все нужные письма со всеми нужными печатями. С ним были только два человека с картофельными физиономиями, которые редко подавали голос, а если открывали рот, то изъяснялись односложным мычанием. Он аккуратно сместил действовавшего вице-короля – человека, известного своей бездеятельностью, пьянством, пристрастием к молоденьким, а также к мздоимству. Замена была встречена горожанами с радостным удивлением. Новый Вице-король оказался превосходным организатором и весьма талантливо сумел заткнуть рот оппозиции, так что впервые за много лет город вздохнул спокойно и заработал как часы. На смену недовольству его диктаторскими замашками пришли одобрительные кивки, когда почта начала прибывать вовремя, поставщиков продуктов обязали навести чистоту в кладовых и на кухнях, а штрафы за брак или несоблюдение сроков стали больно бить виновных по карману.
Когда Далита в первый раз отправила ее с таким поручением (так и не дождавшись визита нового Вице-короля в свое заведение), Нел решила, что женщина печется о своем деле. Она предположила, что Далита боится, как бы новая власть не принялась искоренять разврат – от них такого можно было ожидать. Как еще объяснить, что Вице-король так ни разу и не появился в доме у Плакучих Ворот? Товар Далиты не нуждался в рекламе, слава бежала впереди него, дом привлекал клиентуру даже и без небольшой дополнительной ворожбы вроде заколдованного слушка, запущенного на многолюдной рыночной площади, или крохотной гирлянды из заговоренных ромашек, украдкой положенной в карман или корзину.
Но потом Нел поняла – это не просто продвижение продукции, подымай выше. Предложение Далиты состояло не в разовой услуге, речь была кое о чем куда более солидном и постоянном.
Далита была твердо намерена занять более заметное место в обществе.
Вначале Нел просто ждала, что Вице-король сейчас чихнет, высморкается и отошлет ее прочь со смехом, который будет эхом отдаваться у нее в ушах – но он не сделал ничего подобного. Он прочитал записку, открыл медальон, прикрепленный к конверту, некоторое время внимательно рассматривал портрет Аши, потом кивнул и проронил: «Я рассмотрю это предложение».
Нел слово в слово передала ответ матери, и та с удовлетворенным видом откинулась на спинку массивного кресла. Глаза у нее блестели. Стремительность, с которой было проделано это сватовство, больше напоминающее сделку, никого не удивила.
Теперь Нел чуть ли не через день посещает по утрам Вице-короля по разным вопросам, связанным с подготовкой к свадьбе. Он не дает ей прямых ответов, но ближе к вечеру присылает одного из своих людей с письмом.
С Нел он передает традиционные подарки невесте (с которой ни разу не виделся), по одному каждый день в течение недели перед свадьбой. Все это странные, нелепые вещицы, кажется, имевшие в начале своей жизни другое назначение. Ржавая железная монета, вставленная в изящную филигранную оправу и висящая на толстой золотой цепи. Тряпичная кукла, наряженная в прекрасное изящное платье и обутая в искусно сделанные миниатюрные туфельки, но вот запах у куклы… скверный, затхлый, немного отдающий мертвечиной. Браслет из старых, потерявших цвет бусин, нанизанных на длинную нить из кованого серебра. Медный перстенек с розовым кораллом. Осколок зеленого бутылочного стекла, вставленный в позолоченную раму, будто картина. Траурная брошь[15], вся помятая и в пятнах, а волосы в ней пыльные, совсем истерлись и пересохли, зато с обратной
