Мирт разразился хохотом в ответ на их реакцию и с графином в руке направился в собственную постель.
В конце концов, у кровати до сих пор валялось всего лишь шесть графинов, и в горле было сухо, как в Анорохе.
— Вы двое должны были прийти ко мне раньше, — мягко, даже печально сказала леди Марантина Делькасл. —
— Прости, матушка, — мрачно сказал Арклет. — Это целиком моя вина. Месяц назад Рун даже имени моего не знала.
Он развёл руками.
— Полагаю, любой юный лорд считает, что старшие дворяне не желают выслушивать его — или её — опасения касательно будущего Кормира и собственного благородного дома. В конце концов, вы — неотъемлемая часть того, что мы хотим изменить, или того, что, как мы боимся, не изменится, или…
Леди Делькасл кивнула, и на её губах мелькнул призрак улыбки.
— Припоминаю, что очень похоже чувствовала себя во время наших разногласий с отцом. Он бросил меня в утиный пруд. Поэтому у нас больше нет утиного пруда.
Амарун и Арклет уже несколько часов сидели напротив неё в лучшем зале особняка Делькасл, объясняя развернувшиеся сейчас вокруг призраков синего пламени события — но не рассказывая про свою работу с Элом и Шторм или про дружбу с Миртом. Госпожа Делькасл, пребывавшая в редком для неё дружелюбном и разговорчивом настроении, оказалась настоящим гейзером информации о склоках, союзах, личной дружбе и ненависти среди благородных домов со времен прадедов Арклета и до прошлой ночи — по крайней мере, так казалось.
Сейчас она хмурилась, пытаясь что–то припомнить. Внезапно она подбросила вверх руку, призывая к молчанию, и просияла.
— Вспомнила!
Арклет жадно подался вперёд, без необходимости стиснув руку Амарун, чтобы та молчала. Его мать заметила и усмехнулась.
— И на неё это действует, дорогой?
Её сын покраснел до корней волос, и леди Марантина погладила его вторую руку и сказала.
— Не обращай внимания. Но послушай. Их называли Тюремщиками.
— Их?
— Нет, не нужно меня торопить, дорогой. Позволь мне рассказать самостоятельно. Имей в виду, я собирала это по кусочкам из намёков и неосторожных фраз, сказанных твоими дядюшками, Беларрой и Торнлеей, так что знаю совсем немного.
Она сделала паузу, постукивая пальцем по подбородку, затем медленно сказала:
— Тюремщики были горсткой волшебников, тут и там вдоль Побережья Мечей — в особенности в Серебристой Луне, как я понимаю, и нет, имена мне неизвестны — которые давным–давно создали заклятья для предметов синего пламени и начали заточать в них определённых личностей. Ещё до того, как пришёл Синий Огонь и магия взбесилась.
Она развела руками.
— Я слышала о потрясении — испуг недостаточно сильное слово — среди наших местных жрецов Мистры.
Арклет кивнул.
— От тётушки Торнлеи.
Леди Марантина кивнула.
— Видишь ли, они были поражены, что богиня не сделала ничего, чтобы остановить Тюремщиков, ни речью из алтаря, ни посредством своих Избранных. Как будто так и должно было быть, или это было нужно для времени, которое ещё не наступило, говорили они.
Она подалась вперёд в точности, как и её сын, чтобы взглянуть на Амарун и Арклета.
— Выходит, это время наступило сейчас?
Королевский маг поднял взгляд, когда она вошла в комнату, и улыбнулся с искренней радостью.
— Ах, наконец–то можно обнять нечто роскошное! Ты выздоровела!
Глатра покраснела.
— Благодаря многочисленным целебным молитвам от стольких жрецов, что я не смогла сосчитать. Мне повезло — меня задело лишь отдачей того, что ударило Вэйнренса.
— Лорд печатей? — тихо спросил Ганрахаст.
— Остаётся под заботой жрецов. Он без сознания, его разум по–прежнему бурлит внутри, несмотря на все использованные ими заклинания.
Ганрахаст вздохнул.
— И больше нет пятерых мудрецов и всех старых записей.
