она боролась со своими путами.
— Интересно…
Я повернулась и потянулась, чтобы опереться на шкаф Айви, когда моя нога почти сдалась.
— Интересно? — огрызнулась я на Ала. — Ты — сын ублюдка! Это мои друзья!
Глаза Ала дернулись, но он не отвел взгляда от Нины.
— Я имею в виду, — сказал он, когда пихнул меня глубже в комнату, — интересно то, что она знает, где ее душа. Твое заклинание связало ее так, что она узнает ее.
— Отдай ее мне! — выкрикнула Нина, ее эмоции вернулись обратно к печали. — Отдай, это мое, — прорыдала она.
Айви опустилась на колени, беря лицо Нины в руки и скрывая его. Она шептала то, что я не могла услышать, и гнев Нины перешел в беспомощное, рыдающее принятие.
Мой желудок сжался. Я думала о Бисе на колокольне и Тренте, вероятно, пытающемся добраться до него без лестницы. Передо мной находились Айви и Нина, обеим было больно, они были пойманы в ловушку в аду, созданном демонами. Страх перед людьми на площади поднялся в моих мыслях, хорошие люди так испугались, они думали, что единственный выход был геноцидом.
— Мы должны вновь открыть линии, — сказала я, и позади меня Ал вздохнул.
— Рейчел, я знаю, что Тритон думает, что это возможно, но это не так.
— Отделить их навсегда от душ… — Я повернулась к Алу. — Я не знаю слова, которое означает, такую развратность и жестокость.
— Не говоря уже о том, что это сломало бы миры, — произнес Ал, но я не думала, что могло быть такое слово, и он повернулся, когда Трент, шаркая ногами, появился со спящей горгульей в руках, и Дженксом на плече. Глаза Трента расширились, когда он увидел Нину, привязанную к стулу, и Айви, стоящую перед ней на коленях, пытающуюся удержать ее, вернуть ее. Видя, что все смотрели на них, Айви что-то прошептала Нине и встала на ноги, чтобы защитить ее. Она сжала челюсти, и я так гордилась ей. Даже сейчас она была готова бороться.
— Нет, это было очень хорошо сделано, — сказал Ал, когда он шагнул в комнату и перевел взгляд Нины к себе, осторожно подняв ее подбородок пальцем. — Очень хорошо сделано.
— Ты — сукин сын. — Я толкнула Ала. Он отступил, ловя себя у шкафа, его красные козлиные глаза с прямоугольными зрачками сузились.
— Легче, Рейчел, — сказал Трент, но Дженкс тоже взлетел, вытаскивая меч.
— Я должна была позволить вам всем умереть, ты знаешь это! — прокричала я, дрожа.
Ал одернул свой костюм.
— Да, ты должна была это сделать, — сказал он, мягко убирая мою злость. — Но не сделала. У меня есть идея.
— У меня тоже. — Я пожала плечами, сбрасывая руку Трента, чувствуя себя храбрее, когда Айви и Дженкс встали на свое место около меня. — И это касается тебя и той толпы на Фонтан-Сквер.
Презрительный взгляд Ала заставил мое лицо вспыхнуть. В его тяжелом пристальном взгляде читалось раздумье, он повернулся к Айви.
— Чем ты готова пожертвовать ради нее? — спросил он Айви, и мое сердце, казалось, остановилось из-за вдумчивого, но управляемого тона его голоса.
Глаза Айви вспыхнули.
— Всем.
Я напряглась. Нины подняла голову, только это была не надежда, а мой страх, он пробудил ее.
— Айви, нет, — предупредила я, и Ал насмешливо фыркнул, уже зная ответ Айви.
— Всем! — повторила Айви, почти хватая его за руку.
Ал глянул на меня, затем обратно на нее.
— Будь предельно уверена. Твои потребности, твои желания, они будут больше, чем твоими собственными, и ты разделишь их с другим? — сказал он, и Айви кивнула, хватаясь за самый голый намек надежды. — То, в чем нуждается другой, ты должна проявить внимание. То, чего жаждет другой, ты должна найти. Это будут небеса, если ты полюбишь ее, или превратится в ад, если появится сомнение. Это нельзя вернуть обратно, и ты будешь в ответе за ее душу, пока она не умрет своей второй смертью, или ты не потеряешь свою. Это шанс, ничего большего.
— Как? — спросила Айви, и я не могла это больше выносить.
— Айви, он — демон!
— Ты тоже! — воскликнула она, затем понизила голос, когда Нина снова начала рыдать, зовя душу. — Скажи мне, — потребовала Айви у Ала, ее собственный страх делал ее еще более отчаянно красивой. — Я сделаю что угодно, чтобы остановить это.
Мое сердце заколотилось, когда Ал, молча, думал.
— Спроси ее, — сказал он, наконец, указывая на меня подбородком.
— Меня? — Мой гнев исчез. Пыльца Дженкса была неудобного красного оттенка, а Трент был бледен.