— Он пытался убить ее, использовав Богиню.
Эласбет ахнула, и, услышав это, Лэндон беспардонно хрустнул суставами, когда он сел боком к столу и снял свою цилиндрическую шляпу с головы, показав короткие, спутанные волосы. Не было никакой ритуальной шапочки, но она, возможно, была в вершине церемониальной шляпы.
— Дженкс? — раздался громкий голос Трента. — Убирайся.
— Ой, вечно любящий жабью мочу, — пожаловался пикси, когда он влетел обратно в прихожую, смущенная зеленая пыльца сыпалась с него. — Откуда ты узнал, что я там?
— Вон! — повторил Трент, и Дженкс усмехнулся мне и исчез через прихожую в святилище. Он, скорее всего, отправился подслушивать через дымоход, но, по крайней мере, у Эласбет была иллюзия уединения.
Холодный кофейник стоял на столе, с дюймом старого варева в нем. Я не собиралась ничего предлагать Лэндону. То, как он обманул меня, слив мой разум с богиней оставило гадкое послевкусие в моем рту.
Лэндон, казалось, собрался, когда приглушенные, музыкальные голоса Эласбет и Трента растворились во взлете и падение звука.
— У тебя хорошее место для чар. Ты здесь и готовишь?
Мое внимание переместилось к нему.
— Не одновременно.
Клацнув зубами, Лэндон передвинул ноги.
— Бис рядом?
Я кивнула, глядя на потолок.
— Он спит, но иногда просыпается. — Особенно, когда я расстроена, но Лэндон уже это знал.
Из задней комнаты раздался голос Трента.
— Я готов умереть за безопасность Люси. Я не собираюсь продавать ее тебе за чуть меньший шантаж или возвращение моего положения. У тебя нет ничего, что я хочу, Эласбет. Привыкни к этому.
Боже мой, Трент мог быть черствым, когда ситуация призывала к этому, и я поставила локти на стол из нержавеющей стали между Лэндоном и мной.
Дэвид когда-то сказал мне, что я спасла жизнь Тренту, не тогда, когда была в его службе безопасности, а заставив его вырастить, понять любую цену перспектив, что потребности одного не перевешивали потребности многих, что конец не оправдал средства. Я видела это. Черт, я жила у него в качестве норки, пойманная в ловушку в его офисе, наблюдающая, как он убивает своего главного генетика, чтобы сохранить его тайны и денежные потоки. Но он убивал себя. Благодаря мне, если верить Дэвиду, это спасло его жизнь, потому что, как сказал Дэвид, он не собирался заставлять мир переживать другого Каламака, склонного к превосходству эльфийской расы. Возможно, Лэндон поднялся, чтобы выполнить ту роль вместо него, и я задушила дрожь от мысли, что, там, где у Трента была совесть, у Лэндона была пустота.
— Почему ты здесь, помогаешь мне?
Лэндон поднялся, его настроение было сдержанным, когда он взял книгу, которую принес Трент, чтобы посмотреть на нее.
— Трент сказал мне, что думает, что немертвые выйдут на солнце, если они вернут свои души. Я склонен согласиться с ним. Думаю, что это уместно, дать вампирам то, что они хотят, и это вызовет их конец. Я не против — быть частью этого. — Он заколебался, и мое сердце заколотилось от его неподвижности. — У меня возникает вопрос, почему ты делаешь это, если думаешь, что это заставит их совершить суицид?
— Поскольку жизнь Айви важнее одного паршивого вампира, который уже на пути к уничтожению. — Встревожено я нарисовала водяной знак на столе. Страх, что вампиры выместят свою месть на нас с Айви, если все пойдет не тем путем, которым они хотели, никогда не уходил далеко от моих мыслей, окрашивая мои надежды… и мои решения.
Лэндон издал глубокий гортанный звук, и я подскочила, когда он резко закрыл книгу.
— Чары Трента не сработают.
— Почему? — сказала я, мне не понравилось, что он меня напугал.
— Потому что в нем используется остаток ауры, оставленный в уме и теле, чтобы удержаться, а немертвые полностью испачканы аурами, которые они принимают, чтобы выжить.
Это было точно то, что сказал Трент, и, морщась, я остановила себя от лизания чьих-то ботинок.
— У тебя есть другой путь?
Лэндон перевел свое внимание от мягкого разговора в гостиной.
— В теории. Этому заклинанию несколько тысяч лет. Я никогда не слышал, чтобы кто-то его испробовал.
Он врал. Я могла это сказать по тому, как он стоял.
— Так… это черное заклинание? — спросила я. Эльфы отказывались называть свои заклинания черными и белыми… но белые заклинания никогда не выходили из моды. — Я не буду никого убивать.
