Экспедиция в Лунные Горы

Дремлющие воспоминания пробудились. Он пытался вспомнить последнюю встречу с лордом Пальмерстоном.

«Заткнитесь ко всем чертям, Бёртон! Неужели при каждой нашей встрече я должен терпеть вашу наглость? Не собираюсь! У вас есть приказ! Выполняйте вашу чертову работу, капитан!»

Эхо от голоса премьер-министра гуляло по далекой комнате его сознания, но он никак не мог привязать слова к какому-нибудь конкретному событию.

— То есть он в Таборе? — спросил Бёртон.

— Пальмерстон? Да. Под домашним арестом. Мне кажется невероятным, но все еще есть люди, поддерживающие его — например мой редактор — так что скорее всего ему не придется предстать перед взводом стрелков, как он того заслуживает. Ты знаешь, как он испоганил конституцию?

— Нет, и как?

— В 1840 году он, используя Акт о Регентстве, сумел сделать Альберта королем, оттеснив в сторону Эрнеста Августа Ганноверского. Но, одновременно, он не позаботился о том, что может произойти впоследствии — в момент смерти короля Альберта не было никаких четких правил наследования. Ха! В 1900, я, как и многие другие, был неколебимым республиканцем; так что когда король, в конце концов, сыграл в ящик, я с радостью слышал призывы к упразднению монархии. Конечно, не менее громко орали и против этой идеи. Положение накалилось, и я, как журналист, подогревал его еще больше. Начались беспорядки, и, боюсь, я подстрекал толпу. Захваченный историей, Ричард, человек не видит дальше собственного носа. В любом случае Пальмерстон растерялся, и именно в этот момент Бисмарк обрушился на нас. Сейчас я чувствую себя дураком. Во время войны фигура на носу корабля поднимает моральный дух армии. Я должен был понять это, но тогда я был идеалистом. Я даже верил, что человеческая раса способна построить Утопию. Ха! Идиот!

Они еще пару минут помедлили около машин, влажность давила им на плечи, потом пошли дальше, пересекли линию танков и стали подниматься по отлогому склону, ведущему на гребень. Земля был сухая, потрескавшаяся и пыльная, там и здесь высились отдельно стоящие островки слоновьей травы.

На земле виднелись большие черные полосы:

— Выжигали плотоядные растения, — объяснил Уэллс. — Хорошо, что еще несколько недель не будет дождя. Но в то мгновение, как первая капля упадет на землю, жди беды — это чертовы кровососы буквально выпрыгнут наружу!

Индийский океан, сверкающая бирюзовая линия, лежал далеко справа от них, а слева, на горизонте, мерцали и колыхались пики Усагарских гор.

— Давай не будем уклоняться от нашей темы, — сказал Уэллс. — Я попытаюсь вспомнить твою биографию. Если я ошибаюсь, в 1859 году ты вернулся из неудачной экспедиции. Тебе не удалось найти истоки Нила и ты — более или менее — исчез из глаз публики и работал над многочисленными книгами, включая твой перевод «Арабских Ночей», который — могу я добавить — выдающееся достижение.

— «Книга Тысячи и одной Ночи», — поправил его Бёртон. — Спасибо, но, пожалуйста, не говори больше о ней. Я еще не закончил проклятый перевод. По меньшей мере, мне так кажется.

Он помог своему спутнику перейти через упавшее дерево, кишевшее белыми муравьями, и пробормотал.

— Странно, что ты заговорил о поиске истока Нила. В то же мгновение я вспомнил о нем, но, чувствую, я сделал вторую попытку.

— Не думаю. И, безусловно, это нигде не записано. Истоки Нила были обнаружены...

— Нет! — остановил его Бёртон. — Не говори мне. Я не хочу знать. Если я действительно из 1863, и я вернусь туда, то, возможно, перепишу историю.

— Ты думаешь, что сможешь вернуться в свое время? Как?

Бёртон пожал плечами.

— По-моему не сможешь, — заметил Уэллс. — Иначе этого разговора бы не было, потому что ты бы сделал что-нибудь и предотвратил эту войну.

— Ах, Берти, это парадокс, — ответил Бёртон. — Если я вернусь назад и сумею добиться того, чего, согласно твоей истории, не смог добиться, ты все равно останешься здесь, зная, что я это не сделал. Однако я все еще буду существовать в том времени, где это сделал. И в моем будущем есть Герберт Джордж Уэллс, который это знает.

— Погоди, погоди! Я пытаюсь понять твои слова.

— Да, согласен, нужно напрячь серое вещество, особенно если — как у меня — в нем полно дыр, как в швейцарском сыре. Все эти дни я слышу, как говорю, но зачастую не понимаю, что именно сказал.

Бёртон вынул из кармана платок и вытер пот с шеи.

— Но внутренний голос говорит мне, что, если я вернусь назад в прошлое и там что-нибудь поменяю, это вызовет новую цепочку событий, которая приведет к еще большим расхождениям с первоначальной историей.

Уэллс присвистнул.

— Тем не менее первоначальная история все еще существует, потому что ты попал сюда из нее.

— В точности.