Он беспомощно смотрел на корреспондента, и тут лицо маленького человека буквально взорвалось сменявшими друг друга эмоциями: любопытство, тревога, осознание, недоверие, шок.
Тем не менее журналист молчал, пока чай не заварился, потом разлил его по оловянным кружкам, добавил молока и сахара, протянул одну кружку Бейкеру, уселся, выдул пар из своей, и только потом, громким голосом, перекрикивая грохот падающих снарядов, спросил:
— Старина, когда вы в последний раз брились?
Бейкер вздохнул и прошептал: «Как бы я хотел сигару!» Сунув руку в карман он вынул оттуда красный лепесток мака. Уставившись на него, он рассеянно спросил:
— Что?
— Вы совсем недавно побрились. Когда?
— Не знаю. Может быть три дня назад. А почему вы спрашиваете?
— А потому, мой дорогой друг, что щетина полностью разрушит вашу маскировку. С бородой или усами ваше лицо узнают в мгновение ока. Каждая его черточка говорит о сильном, беспощадном и властном характере. Ей-богу, эти впалые глаза! Железная челюсть! Дикий шрам на щеке!
— Что за чушь вы несете, черт побери? — грубо сказал Бейкер.
— Я говорю о полностью невозможном и совершенно невероятном — и, вместе с тем, очевидном и неоспоримом! — Журналист оскалился. Он уже кричал — обстрел жестоко бил им по ушам. — Признавайтесь! И я не приму возражений, сэр. Вы не можете быть кем-либо другим, хотя, однако, не имеет никакого смысла и то, что вы тот, кем являетесь.
Бейкер сердито посмотрел на него.
Второй человек продолжал кричать.
— Может просветите меня на этот счет? Уверяю вас, я необычайно восприимчив и сохраню тайну, если вы поставите такое условие. В любом случае редактор мне не поверит.
Взрыв чуть ли не за дверью. Блиндаж подпрыгнул. Чай пролился. Бейкер чуть не упал, выпрямился и громко сказал.
— Я не понимаю, о чем вы говорите.
— Тогда разрешите мне разъяснить себя: ваше имя ни в коем случае не Фрэнк Бейкер.
— Неужели?
— Ха-ха! Значит, вы допускаете, что вы не тот, за кого себя выдаете?
— Это имя пришло мне на ум, когда меня спрашивали, но я отнюдь не уверен, что оно правильно.
Еще один разрыв потряс комнату и Бейкер вздрогнул.
— Достаточно честно, — крикнул журналист. — Тогда давайте я себя представлю со всеми формальностями. Я представляю вам мистера Уэллса. Черт с ним. Не нужно таких формальностей. Меня зовут Герберт. Герберт Джордж. Военный корреспондент
Бейкер коротко кивнул. Какое-то мгновение его рот беззвучно двигался, он продолжал глядеть на лепесток мака в руке. Потом прочистил горло и заговорил:
— Значит вы знаете меня? Мое настоящее имя?
— Да, знаю, — ответил Уэллс. — Я читал вашу биографию, видел фотографии. Я знаю о вас все. Вы — сэр Ричард Фрэнсис Бёртон, знаменитый исследователь и ученый. Я не мог ошибиться. — Он глотнул чай. — Тем не менее, это не имеет смысла.
— Почему?
— Потому что, мой дорогой друг, на вид вам немного больше сорока, сейчас 1914-ый год, и я знаю, что вы умерли старым человеком в 1890-ом!
Бейкер — Бёртон — тряхнул головой.
— Тогда я не тот, о ком вы думаете, — сказал он, — ибо я не старый и не мертвый.
И в это мгновение раздался ужасный взрыв и мир закончился.
Для Томаса Бендиша мир закончился во время празднования нового, 1863-его, года. В момент смерти он был одет Мрачным Жнецом. В последние секунды жизни этот активный и искренний атеист задыхаясь произнес:
— О, Бог! О, дорогой Христос! Пожалуйста, Мария, матерь божья, спаси меня!
Позже его друзья по Клубу каннибалов дружно обвинили в этом нехарактерном для него вопле страшную боль, разлившуюся по его телу после отравления стрихнином.