длинное узкое озеро.
— Слава богу! — воскликнула Изабелла Мейсон, опускаясь на землю. — Дайте мне перевести дух, и, пока джентльмены делают навес, я приготовлю еду.
Спустя сорок минут все с жадностью набросились на консервированные сосиски, хлеб и соленые огурцы, которые запили холодной водой и стаканом красного вина — поблажка, на которой настоял Суинбёрн, несмотря на приказ Бёртона не брать ничего лишнего.
Потом все глубоко вздохнули и улеглись.
— Мои ноги никогда так не болели, — заметил Траунс. — Даже тогда, когда я был патрульным полисменом.
Герберт Спенсер сидел, опираясь спиной о столб пальмы, и глядел, как Покс прыгает с листа на лист. Потом ярко раскрашенная птица уселась на ветку и уснула. Заводной философ негромко прогудел, что должно было означать вздох.
— Что касается ваших жалоб, мистер Траунс, — сказал он, — вы, по меньшей мере, можете наслаждаться хорошей едой. Все эти дни я едва касался маслом моих шестеренок и пружин, и вот результат — расстройство желудка.
Траунс ответил долгим продолжительным храпом, перекатился на бок и замолчал.
В лагере установилась тишина, которую прервал Суинбёрн:
— Замечательно, мистер Суинбёрн, — прошептала сестра Рагхавендра.
Солнце забралось высоко, жара усилилась.
Прошло три часа.
Все настолько устали, что спали без задних ног.
Завернутая в полиметилен голова-канистра Герберта Спенсера медленно поворачивалась до тех пор, пока три вертикальных круга не посмотрели на королевского агента. Несколько минут он разглядывал спящего. Но вот трубки на его голове просипели, очень тихо:
— Время, босс, это то, что человек всегда пытается убить, но, в конце концов, убивает его самого. — Потом он отвернулся и прошипел: — Но для нас только эквивалентность может привести к разрушению — или окончательному выходу за границы.
И он замер.
— Вставайте, вставайте! На нас напали!
Рев Герберта Спенсера вырвал всех из сна.
— На нас напали! На нас напали!
— Что за черт?.. — выдохнул Траунс, вскакивая на ноги.
— Хватай винтовку, — рявкнул Бёртон. — Быстрей, вооружаемся. Мы должны защитить лагерь.
Он мигнул, сообразив, что сказал те же самые слова, что и в 55-ом в Бербере; в день, когда копье прошло через его лицо; в день, когда был убит его друг, Уильям Строян; в день, когда Джон Спик начал ненавидеть его.
Звук тяжелого удара, и Траунс упал.
Из-за него появился бандитского вида человек и ударил толстым концом мушкета в голову Бёртону. Королевский агент подставил предплечье, нырнул вперед и ударил кулаком в живот бандиту.
Но тут сзади высунулась рука и схватила исследователя за шею; кончик кинжала коснулся его лица прямо под правым глазом.
— Замри и не рыпайся, — прорычал голос в ухо. Бертон узнал белуджский язык — смесь персидского и курдского.
