— Теперь штаны, — сказал Грешан.
Когда мальчик не двинулся с места, уродливые останки, которые были Симмелом, схватили его за одну руку, а Искусительница, появившаяся из тени, сжала другую. Её изуродованные губы двигались, роняя мокрые кусочки насекомых, пока она нашёптывала сладкий яд ему в ухо. Теперь он был юным кадетом, который одновременно воплощал в себе Ганта Серлинга в прошлом и Торисена Чёрного Лорда в настоящем. Роан неспешно двинулся к нему, крутя в руках знакомый нож.
Джейм задрожала. Она хотела узнать, что случилось с её отцом, а не заставить Тори пережить это; но она также хотела, чтобы он увидел, понял. Было ли всё это её виной?
Она почувствовала, что её уши прочистились, как будто из них вылилась вода.
— Маленькие мальчики должны делать то, что им велят, — мягко сказал Роан.
Он просунул кончик ножа под поясной ремень пленника и быстрым движением запястья перерезал его.
— Во времена твоего деда Герранта твой дом был слабым и изнеженным, гниющим изнутри. На очаге сидит намокшее доказательство этого.
Лезвие аккуратно скользнуло вниз сначала по одной ноге, затем по другой.
— Такие как я, могли сосредоточиться на своей цели, или так я полагал.
Теперь он говорил непосредственно с Торисеном, мёртвый голос из мёртвого прошлого, и всё же со знакомыми глубокими нотками. Симмел хихикнул. Лицо Искусительницы исказилось жутким оскалом. Они оба ещё крепче схватили своего пленника, который неподвижно стоял между ними. Это был парень, которого Джейм встретила в домике Матушки Рвагги, её брат близнец, такой, каким он и должен был всегда быть, её возраста, её сверстник, но теперь столь ужасающе уязвимый. Само собой разумеется, этому способствовало и то, что он был раздет догола.
Симмел склонился вперёд, бормоча через полный рот пыли. — Ты слаб и ты знаешь это.
С другой стороны пришёл коварный, жужжащий шёпот Искусительницы: — Твои люди верят тебе, а ты их подвёл. Как много ещё кендар выскользнет из твоих пальцев?
Ладони Торисена сжались в кулаки. Они были полностью чистыми в домике Земляной Женщины, но теперь на них возникали намёки на белые шрамы. Слова Рандиров ранили его. На его руках вздулись сухожилия, когда он попробовал на прочность державший его захват. Для кого-то столь хрупкого, он имел крепкие, жилистые мышцы и хорошее чувство равновесия, но у него ещё не было опыта, который он должен был приобрести с возрастом.
Уголок его рта слегка дёрнулся в ответе:
Роан проследил за его взглядом. — Видишь её в его глазах? Свою сестру. Урода шанира из ниоткуда. Она тоже подведёт тебя, или ещё хуже. Посмотри как они похожи, дядя и племянница, оба монстры.
— Не монстры или не похожие?
Джейм с рычанием задёргалась, пытаясь освободиться.
Хотя она могла ясно видеть и слышать, сущность Грешана всё ещё окутывала её подобно вонючим складкам его куртки. Может это и было её сном, но она больше не чувствовала над ним контроля.
Ловушка. Уловка. Но чья и как?
— Ведьма. — Её голос был его, хриплым, и плохо управляемым. — Ты всё это подстроила.
Роан улыбнулся, издевательски, криво, белые и острые зубы, обсидианово-чёрные глаза. — Я надеялась на это, да и выпивка помогла. Дорогой, покойный Грешан. Как иначе я могла узнать то, что ты никогда мне не рассказывал?
— Не смей…
Джейм ощутила её приглушённую тревогу, подобную ядовитому газу разложения, поднимающемуся через грязь.
— Ох, но почему нет? Мы могли бы насладиться этим вместе. Любимый, как бы мы могли посмеяться! Но прошлое имеет вес. Приведённое в движение, оно должно следовать своему пути. — Пальцы с длинными ногтями погладили щёку пленника. Торисен напрягся. — А теперь будь хорошим мальчиком, — промурлыкал этот двойной голос, Роан и Ранет вместе. — Подчинись.
Когда Рандир зашёл ему за спину, пристальный взгляд Торисена стал отсутствующим и каменным. Так, должно быть, он выглядел когда палачи Карниды появились перед ним со своими перчатками из раскалённой добела проволки. Теперь, как и тогда, он должен был выдерживать испытание и выжить; но, ох, шрамы и боль, неизгладимые отметины в душе…
Джейм почувствовала, как внутри неё что-то щёлкнуло.
— Ты не причинишь вреда моему брату, — сказала она, и говорила она из захвата холодных рук, через своё плёчо человеку, который был мёртв уже сорок лет.
