В общем, мы были рады, что предрекаемый отцами-командирами скандал не случился и что генсека наша маленькая шалость позабавила. Само собой, ничего путного в этой затее не было, сиюминутное бахвальство – это одно, а использовать Луну вместо забора, чтобы написать пару бранных слов, – это другое. Но какова была поставленная перед нами задача, таковы были и наши ответные действия. Пусть другие, те, кто обязательно придут за нами, поступят лучше и мудрее.
– Ладно, товарищи. – Хрущев посерьезнел. – Слышал я, что у вас на счету два «Хаунда». С почином, так сказать. Тяжело было?
Мы не стали заострять, что первый «Хаунд» находился в беспомощном положении, когда мы всадили в него снаряд. Со вторым-то пришлось повозиться честь по чести.
– Тренировки, Никита Сергеевич, – ответил я. – Почти два года упорных тренировок в условиях, приближенных к боевым. Экипаж у нас сплоченный, а машина – отличная.
– Это кто говорит? Левицкий, что ли?
– Так точно.
– Левицкий, ты там женился, как обещал?
– Никак нет, товарищ Хрущев. Извините.
– Э-хе-хе… – вздохнул Хрущев. – А я хотел тебе орден дать.
– Виноват, Никита Сергеевич, – покаялся я.
– Тебе не дам, – проскрипел генсек. – Всем дам! По ордену! «За боевые заслуги»!
Мы ошарашенно глядели друг на друга, пока до Дорогова не дошло.
– Ура-а! – раскатисто прокричал он, и следом подхватили все наши: – Ура-а! Служим Советскому Союзу!
– Поздравляю, мужики! Искренне рад за вас! – сказал Хрущев, когда крики затихли. – Само собой, орден вам – не за х…, а за первую советскую победу на Луне. Надеюсь, ваш успех вдохновит всех, кто работает на благо нашего Отечества на Земле и в космосе.
Ордена вручили нам через три дня в торжественной обстановке. По этому случаю из Москвы прилетел замком бронетанковых войск Тур, он и провел церемонию.
– Награждается экипаж «Единство»…
Да, тогда нас в первый раз так назвали официально. Мы были очень горды получить эту высокую награду. Мы прошли длинный путь до нашей первой победы на Луне, и мы не питали надежд, что дальше окажется легче и можно будет расслабиться и почивать на лаврах. Кстати, наше название – «Единство» – с годами затерялось в томах засекреченных документов. Такое впечатление, что в перестройку крысы и мыши съели именно те бумаги, в которых шла речь о «Единстве». Обидно, но сейчас не об этом.
Церемонию посетил также Черников, он привез нам пламенный привет от Сергея Павловича и подарок от сотрудников «ОКБ-1» – выточенный из кости какого-то доисторического зверя лунный танк с сидящим на броне космонавтом.
У Янсонса случилась форменная истерика, которую сопроводил ряд безобразнейших сцен. К счастью, их свидетелями оказалось не очень много народа.
– Вы были первым блином, который комом! – Маленький, красный от негодования, брызгал он слюной на спортивную кофту Прокофьева. Дело снова было в буфете. – У вас вечно ничего не получалось! Мы всегда вас били на тренировках, и ни разу вы не победили!
– Марис, ну что ты в самом деле! – журили мы с Апакидзе командира «Красного Прорыва». – Не лезь в бутылку! Придет время, получишь и ты свою награду!
– Посмертно, – ляпнул сидящий за дальним столиком Дорогов, а Горобец встопорщил усы и загоготал.
– Да вы промахнулись на полсотни километров! Вы подбили два танка, один из которых был не боеспособен! Вы не сможете поучаствовать ни в одном крупном сражении, «танковый кулак» сметет врага до того, как вы доползете до места назначения!
Мы с Апакидзе переглянулись.
– Э-эх, – вздохнул штурман, – напрасно мы откровенничали с нашим латышским стрелком. Видишь, какой он на самом деле.
– Самим-то не стыдно, что награду получили за х…? – прошипел напоследок Янсонс и удалился, громко хлопнув дверью.
В конце семидесятых, до принятия моратория на ядерные испытания на видимой стороне Луны, американцы превратили Залив Радуги в полигон. Взрывали там что попало. Бывало, выйдешь ночью на улицу, посмотришь вверх, а на Луне словно огонек электрической сварки мерцает. От «недописанной римской цифры «двадцать четыре» там ничего не осталось. Порой часами сижу в Гугл Мун, надеясь найти хотя бы одну колею от нашей «Осы», но все безрезультатно. Ни следа, только спекшийся грунт.
Настало время, и мы вывели «Осу» из спячки. С танком все было в порядке. Как и после инцидента с затмением, ему понадобилось время, чтобы зарядиться, а потом он продолжил пожирать километры лунной пустыни своими гусеницами.
В те мартовские дни мы не подозревали, что наше «Единство» висит на волоске и истерика Янсонса – это как собачий вой накануне землетрясения. Что-то чуял очкарик, мы тоже чуяли. Но мы были слишком заняты и обеспокоены танком на Луне, чтобы замечать, как вокруг нас сгущаются тени здесь,
