Амон, открывавший передо мной дверь, оцепенел.
– Они приезжают в Египет, чтобы посмотреть на мертвых? На тела тех, кто давно покинул этот мир?
Я вдруг сообразила, как неуважительно это должно выглядеть с его точки зрения.
– Гм, да. Хотя самые старые и хрупкие мумии вряд ли выставляются на публику. Можешь считать, что люди нового времени приезжают засвидетельствовать свое почтение царям древности. Конечно, их не разрешается трогать, а большинство вообще убраны под стекло.
Амон ничего не ответил, но я видела, как напряженно он обдумывает эту мысль.
– Мы знатные путешественники, утомленные долгим полетом по небу, – невозмутимо заявил он шоферу, усевшись в такси. – Нам нужно пристанище, новые одежды и слуги.
Водитель вскинул бровь и перевел на меня взгляд в зеркале заднего вида.
– Куда вас отвезти? – уточнил он по-английски.
– В какой-нибудь хороший отель, пожалуйста, – быстро ответила я.
– «Дешево и сердито» или «дорого и с лепниной»?
Амон наклонился к шоферу.
– Деньги не имеют значения.
– Очень дорого и с лепниной, – перевела я.
– Как пожелаете.
Водитель заложил лихой вираж, сворачивая на боковую улочку, и я заподозрила, что везти до отеля нас будут долго. Впрочем, сейчас это было даже на руку: мне хотелось увидеть реакцию Амона на новый Каир.
– А пирамиды Гизы далеко? – поинтересовалась я у водителя.
– Не очень. Километров тридцать пять, может, сорок. Хотите съездить туда сегодня?
– Нет, спасибо. Сегодня мы лучше отдохнем.
– Как скажете.
– А тут прохладнее, чем я думала. Так и должно быть?
– В Каире сейчас весна. Прекрасное время!
Я пощелкала кнопками телефона и выяснила, что пирамиды примерно в тридцати двух километрах от аэропорта.
– Шестьдесят семь тысяч пятьсот локтей, – прошептала я Амону.
Тот ответил невнятным бормотанием, всецело поглощенный видом за окном. Современный Каир напоминал фешенебельный муравейник. Как и Нью- Йорк, он представлял собой смешение новых и старых зданий – только вот здесь понятие «старый» было несколько иным, чем на Манхэттене.
За окном мелькали мечети и базары, кладбища и музеи, театры и магазины, средневековые башни и современные жилые дома – но, в отличие от Нью-Йорка, каждый метр этого города был пропитан древностью. Мне даже показалось, что если беспечные горожане решат разом выехать на пикник, пустыня моментально воспользуется их отсутствием и занесет все следы цивилизации бесконечным и бесстрастным песком – как делала множество раз до этого.
Наконец такси въехало в ворота огромного отеля с круглым бассейном, из центра которого бил фонтан. Подъездную дорожку окаймляли стройные ряды пальм, а вход в отель венчали две гигантские колонны, напоминавшие доисторические обелиски.
Амон вышел из машины и принялся осматриваться. Я потянулась было за кредиткой, но он заметил мое движение и через лобовое стекло вперил в водителя неподвижный взгляд. Пара беззвучных движений губами – и шофер, мигом потеряв интерес к оплате своего труда, послушно выкатил со двора. Я нахмурилась, раздумывая, сколько еще мы сможем безнаказанно пользоваться этим трюком.
Отель полностью отвечал определению «очень дорого и с лепниной». Если бы не интерьер в арабском стиле, я вполне могла бы перепутать его с нью-йоркским. В вестибюле размещался пятизвездочный ресторан, а вдоль внешней стены тянулись бары и магазины с женской одеждой, дизайнерскими сумочками и сувенирами. Я даже приметила парфюмерный бутик.
Еще один пристальный взгляд на портье за стойкой – и мы вместе со своими скудными пожитками оказались в двухместном номере на верхнем этаже. Швейцар вручил Амону ключи от мини-бара и вип-зала, чтобы мы могли поужинать наедине, если не захотим спускаться в ресторан. Я объяснила парню, как заказать еду в номер, и скрылась в душе.
После ванны мне отчаянно не хотелось залезать в свои мятые тряпки, поэтому я накинула банный халат и в таком виде отправилась в гостиную. Амон дожидался меня в кресле у окна, в окружении подносов с разнообразными блюдами. Полдневное солнце обвело его фигуру золотым контуром, заставив светиться кожу и волосы. И все же я не могла не заметить, насколько он опечален.
Приблизившись, я увидела, что он даже не притронулся к еде.
– Ого, целый пир. А ты не голоден?
– Нет.
