– Правда? – расцвел Николай. – Я был бы счастлив!
– А почему это, интересно, вы Деда Мороза пригласили? – спросил инспектор Мелиссу.
Та растерялась на секунду, потом ответила:
– У него… пальто красивое.
Похоже, она что-то не договаривает. И Бондин, видимо, тоже так решил, потому что пробормотал недоверчиво:
– Ну да, ну да.
А я подумала о том, что одна ведьма очень любит все снежное, зимнее и морозное. И она вполне могла посоветовать позвать Деда Мороза как шамана. Только вот… Далию ведь саму заколдовали. Значит, есть кто-то еще, кто тоже любит все зимнее? Или кто просто хотел перевести стрелки на Далию? Но кто?
Орхидея уже кусала куриное мясо, я тоже положила себе на тарелку курицу и салат. Мелисса ела с какой-то затаенной грустью. И если бы Миша был не моим женихом, а чьим-нибудь еще, то мне бы, наверное, стало ее даже жалко.
Мишу пришлось кормить буквально с ложечки. Потому что он начал ужин с того, что попытался фужером загрести салат из салатницы, и когда это ему в какой-то степени удалось, он перевернул фужер себе на шевелюру. Когда я забрала у него фужер и стряхнула листики шпината с его волос, он взял куриную ножку и спросил меня:
– Это микрофон?
Все прыснули. А Миша сказал, поднеся ножку к губам:
– Раз. Раз-раз. Раз-два-три…
По крайней мере, он может сосчитать до трех.
Я забрала куриную ножку, сама отрезала от нее филе, положила ему на тарелку и сказала, чтобы он ел.
Мелисса угрюмо посмотрела на Мишу и сказала:
– С любовным зельем он, по крайней мере, соображал.
– Угу, и соображал он только о тебе, – сказала я свирепо.
Мелисса уткнулась в свой салат.
Николай ел печенье, которого тут была целая гора на большой плоской тарелке, и запивал молоком. И такая еда ему явно была очень по вкусу.
– Чай? – спросила всех Орхидея.
Николай и Бондин сказали, что уже сыты. Я тоже. Миша равнодушно пожал плечами. А Мелисса сказала:
– Возьмем торт с собой на виллу?
Она сама и взялась его тащить. Орхидея «убрала» со стола: махнула ладонью – и все исчезло.
Мы погрузились в две ступы: я, инспектор и Мелисса – в одну (Мелисса на вытянутых руках держала снаружи ступы белоснежную пирамиду-торт), а парочка влюбленных и Миша – в другую.
Долетели до виллы без приключений. Орхидея сказала мне, что надо только сказать ступе: «Обратный путь». Что я и сделала, как только мы поднялись вверх. Ступа плавно и быстро полетела над деревьями назад к вилле.
Мелисса сначала тихо жаловалась, что она не виновата, что она слишком молода, чтобы ехать в Сибирь, что там и приличной магической тусовки нет, и парни дикие, бородой заросшие.
Потом спросила:
– А мои родители очень переживали, когда узнали?
– Разумеется! – сказала я.
– Ну она им хоть записку передала?
– Собака? Боб? – спросила я.
– Какой еще Боб? – удивилась Мелисса.
– Собака Маргариты Петровны, – сказала я. – Она твою записку принесла.
Мелисса возмутилась:
– Она что, отдала записку собаке?!
А инспектор спросил:
– Кто – она?
Мелисса прикусила язык.
– Зато в тайге свежий воздух, – сказал Бондин. – Полезно подышать… Лет десять.
Мелисса вздрогнула, потом всхлипнула и сказала вдруг:
– Не буду я за нее отдуваться!
