Я открываю рот, чтобы поблагодарить его, потому что считаю, что именно этого собеседник от меня и ждет, но он заговаривает первым:
– Однако я думаю, что мы сможем научить кого-нибудь из послушников достойно выполнять эту работу. И в то же время в нижних отсеках, где ремонтируют дроны, постоянно не хватает хороших работников. Похоже, это как раз то, что тебе надо.
Шахтные отсеки находятся на самом нижнем уровне города – это самое удаленное от храма место в Атлантии. Оно расположено ближе всего ко дну океана, где дроны добывают магний, медь, кобальт и золото.
Интересно, Невио делает мне это предложение с какой-то определенной целью? Неужели он каким-то образом учуял, как сильно я хочу оказаться Наверху, и решил загнать меня на самое дно?
В одном можно не сомневаться – он хочет, чтобы здесь меня не было.
– Когда умерла мама, – говорю я, – я была уверена, что храм всегда будет моим домом.
– Конечно, – отвечает Невио. – Он навсегда останется твоим духовным домом. И ты пока можешь пожить в комнате, которую делила с сестрой. Мне сказали, что у механиков сейчас все помещения заняты.
Ну хорошо хоть не придется съезжать из нашей с Бэй комнаты. Однако я все еще не могу поверить, что Невио принуждает меня покинуть храм. Имеет ли он право выгнать меня? Думаю, что да, он же Верховный Жрец. Может, поговорить с кем-нибудь из жрецов? Тут я вспоминаю, какое было лицо у Джастуса, когда он сообщил мне о том, что Невио хочет меня видеть. Джастус все прекрасно знал, но даже он не собирался мне помогать.
– Я хочу показать тебе одну запись, сделанную твоей матерью, – говорит Верховный Жрец и протягивает мне лист бумаги.
Я резким движением выхватываю его у Невио. Просто не могу сдержаться – этот тип не должен владеть тем, к чему прикасалась мама.
«Рио не предназначена для жизни жреца», – читаю я первую фразу.
Острая боль, как раскаленная игла, пронзает мое сердце. Мама не могла написать этого. И тем не менее прямо передо мной лист бумаги, исписанный ее аккуратным, ровным подчерком.
«Рио не склонна думать о коллективном благе, вот у Бэй это качество врожденное. Не уверена, что этому можно научиться. Я вовсе не думаю, что Рио бесчувственная или какая-то особенная. Немногие способны заботиться о группе людей как об одном целом – так, как это дoлжно делать жрецу. Но порой я корю себя. Меня беспокоит, что я виновата в том, что не хотела взросления Рио. Но я не могла видеть, как она страдает. Получается, что я самая настоящая лицемерка. Ведь эти чувства не имеют никакого отношения к общему благу, а касаются только одного конкретного ребенка. Моего ребенка».
– Полагаю, тебе больно это читать, – замечает Невио.
Да, больно, и еще как.
– Вы прочитали ее дневник? – спрашиваю я.
– Каждую страницу, – спокойно отвечает он.
– Но ведь это личные бумаги, – возмущаюсь я. – Их следовало передать нам с Бэй, а не держать здесь, в этом кабинете.
– У нас есть право на все бумаги Океании, которые относились к ее работе в качестве Верховной Жрицы, – говорит Невио. – Как ты можешь видеть, на остальных страницах записаны тексты ее проповедей, так что эта тетрадь принадлежит архиву храма.
Я переворачиваю страницу. На обратной стороне и впрямь наброски очередной проповеди. Я сотни раз видела, как мама делала подобные записи в этом самом кабинете. У нее всегда было много поводов обратиться к жителям Атлантии: воскресные проповеди для прихожан; речи, которые транслировались по средам каждый месяц – в них мама обращалась к горожанам от имени Совета и по его просьбе.
«Один из самых сильных наших страхов – страх смерти, – читаю я. – Мы надеемся наблюдать момент нашего ухода, а не проживать его».
И чуть ниже: «Песни сирен помогают нам забывать. И теперь мы не можем вспомнить».
А потом, в самом конце страницы, всего два слова: «Спросить Майру».
Мама написала имя своей сестры.
Это все, что я успеваю прочитать, прежде чем Невио забирает у меня листок.
– Записи на этой стороне не имеют никакого отношения к нашей беседе, – заявляет он. – Важно то, что написано на другой и касается конкретно тебя. Ты прочитала и должна понять, почему мы не можем оставить тебя при храме в качестве послушницы. Даже твоя родная мать выступала против этого. Океания была достаточно сильной, чтобы сказать правду.
Невио встает и подходит к двери. Открывает ее. Разговор окончен.
– Не огорчайся, Рио, – говорит на прощание Верховный Жрец. – Я не сомневаюсь: очень скоро ты поймешь, что так для тебя будет лучше.
Возможно, моя вера и впрямь не столь сильна, как у Бэй и мамы, но храм многие годы был моим домом. Я знаю, как пахнут свечи поздно ночью, узнаю? хлопки крыльев летучих мышей, когда они возвращаются домой на рассвете. Я часто сидела здесь в лучах разноцветного света, который льется сквозь витражное окно, и смотрела, как мама делает записи в тетради, которую Невио теперь считает своей собственностью. Я была неразрывно связана с этим местом.
После смерти мамы и ухода Бэй я думала, что мне уже нечего терять. Оказывается, это не так. Всегда есть что терять. Пока ты жив,
