– Лилли…
– А сейчас это более верно, чем когда-либо. – Она обхватила себя руками, словно ей было холодно, и снова посмотрела вдаль. – Этот дерьмовый мир, в котором мы живем, ничего не прощает. Ты попадаешь в ловушку и погибаешь… Или и того хуже.
Остин нежно прикоснулся к ее плечу.
– Лилли, что бы там ни было… мы справимся. Вместе. Разве не об этом ты говорила? Нужно держаться вместе? Расскажи, что случилось? Что произошло?
Отшатнувшись, она спустилась на несколько ступенек.
– Я не знаю, о чем я думала, – отчаянно сказала она.
– Стой! – крикнул он. – Лилли, я могу все исправить… Что бы там ни было.
Она помедлила на нижней ступеньке, затем развернулась и посмотрела на парня.
– Правда? Ты все можешь исправить? – Пошарив в кармане, она вытащила маленькую пластиковую палочку, похожую на цифровой термометр. – Исправь это!
Лилли бросила палочку Остину.
Он поймал ее и рассмотрел.
– Это еще что за фигня?
Внимательнее изучив палочку, он заметил крошечное окошко цифрового теста и напечатанные возле него слова:
не беременна: |
беременна: ||
В окошке виднелись две вертикальные линии, означавшие положительный результат.
Часть 2
Зрелище
Ибо тогда будет великая скорбь, какой не было от начала мира доныне, и не будет.
Глава тринадцатая
Огромный вольфрамовый прожектор в северной части трека с громким хлопком вспыхнул, как гигантская спичка, и серебристый луч осветил арену, которую когда-то называли Гоночным треком ветеранов Вудбери. Искусственный свет заставил более пятидесяти зрителей на западных трибунах подпрыгнуть. Со всех сторон послышались свист и крики, которые поднимались в желтое сумеречное небо и сливались в прохладном воздухе с запахом дыма и бензина. Тени становились длиннее.
– Толпа ничего, а?
Губернатор изучал немногочисленных, но неистовых зрителей, проводя Гейба и Брюса по лестнице для прессы к наблюдательной вышке, где когда-то местные репортеры и скауты «НАСКАР» передавали друг другу бутылки с «Джеком»[13] и жевали табак, приглядывая за контролируемым хаосом, разворачивавшимся в пыли.
Гейб и Брюс шагали за Губернатором, сопровождая его в застекленную ложу и периодически вставляя свое «да, сэр» и «тут вы правы». Когда они уже готовы были запереть дверь небольшой кабинки, снизу раздался голос.
– Эй, шеф! – крикнул седой фермер в кепке «КАТ», прежде выращивавший арахис. Он сидел на заднем ряду и поглядывал на Губернатора, который как раз проходил мимо. – Даешь сегодня знатную битву!
Губернатор посмотрел на него так, как смотрят на ребенка, который впервые готовится прокатиться на карусели.
– Не переживай, дружище! Зрелище будет что надо. Обещаю.
В подземелье под ареной за несколько минут до начала вечернего представления неожиданно распахнулась дверь в госпиталь, и внутрь зашел высокий приятный мужчина с повязанной на голову банданой. Лицо его было озабоченно.
– Док? Доктор Стивенс?
На другом конце комнаты несчастный незнакомец Рик Граймс шагал вдоль торцевой стены, возле которой стояло потрепанное медицинское оборудование. Едва заметив посетителя, он двигался практически на автомате, а мысли его витали далеко. Он держал свою изуродованную руку, как мертвого младенца, и отсутствие кисти сразу бросалось в глаза – на ее месте виднелась утолщающаяся к концу грязная повязка в форме гигантской пробки.
– Эй, приятель! – Мартинес помедлил у двери, положив руки на бедра. – Ты не видел… – Он осекся. – О, а ты… Как тебя зовут?
Покалеченный мужчина медленно повернулся, окровавленная культя показалась на свету. Голос его вырвался тяжелым, хриплым, жутковатым шепотом:
– Рик.
– О боже… – ужаснулся Мартинес, увидев развороченное запястье. – Что случилось с… Боже, что с тобой случилось?
