– Пора отбросить ребячество. – Он поднял стакан. – За любовь к травке длиною в жизнь. – Он снова взглянул на пакет. – Чего ты только мне не принесла, но пришла пора расставаться.
Парень бросил травку в яму.
Лилли подняла свой стакан.
– За воздержание… Та еще гадость, но все к лучшему.
Они выпили.
– Не могу поверить, что она просто ушла, – сказал Глени, забравшись на стену.
Защитные доспехи поскрипывали, пока он стоял на ветру у края платформы погрузчика, помогая подняться Элис. Девушке было непросто – силы рук не хватало, – и она с трудом лезла на платформу. Крякнув от натуги, Глени перетянул ее через край.
– Стоило помочь ей? Я бы тоже с радостью навалял этому парню.
Рик стоял на платформе позади Ленна и наблюдал за тем, как Мартинес спустился к Стивенсу, чтобы помочь доктору перебраться через баррикаду.
– Поверь мне, Глени, – тихо сказал Рик, – мы были бы для нее обузой. Безопаснее всего выбраться сейчас, пока есть возможность.
Доктор забрался на стену и вылез на платформу, присоединившись к остальным.
Мартинес проверил, что все в порядке. Все глубоко вздохнули, повернулись и осмотрели неровный ландшафт по другую сторону баррикады. В узком проеме между двумя заброшенными зданиями виднелись окрестные леса. Ночной ветер гонял мусор по пустынным улицам, в отдалении, подобно поверженному гиганту, стоял проржавевший поезд. Луна поднялась высоко и светила в полную силу, молочно-белый свет подчеркивал темноту каждой расщелины, каждого тенистого закоулка, каждого извилистого оврага, в котором могли скрываться кусачие.
Рик снова вздохнул и ободряюще потрепал Ленна по спине.
– Мишонн может сама о себе позаботиться, – тихо сказал он. – Кроме того, мне показалось, что она хочет одна со всем разобраться.
– Дамы вперед, – сказал Мартинес Элис, махнув в сторону дальнего конца платформы.
Девушка нерешительно начала спускаться, тяжело дыша.
Мартинес помог ей найти уступ, а затем спустил ее со стены.
– Вот так, – произнес он, взяв ее под мышки и случайно дотронувшись до ее груди. – Все хорошо. Ты почти на земле.
– Не распускай руки, – бросила Элис, пыхтя и отдуваясь.
Спустившись еще ниже, она наконец спрыгнула на дорогу, подняв небольшое облачко пыли. Она инстинктивно пригнулась и внимательно осмотрела опасную зону. Девушка явно была настороже.
Следующим Мартинес спустил Ленна, а затем доктора. Мужчины приземлились возле Элис, подняв еще больше пыли. В тишине слышалось лишь их тяжелое дыхание, в ушах отдавались гулкие удары сердца. Каждый изучал лежащую перед ними темную дорогу, которая выходила за пределы города и погружалась в темное небытие ночи.
Мартинес почти бесшумно спустился по стене и приземлился с глухим стуком. Оружие ударило его по спине. Затем он снова взглянул наверх.
– Так, Рик… Пора.
Стоявший на платформе Рик прижал к груди забинтованную руку.
– Будет непросто, – пробормотал он. – Поймаете?
– Поймаем, друг. – Мартинес протянул к нему руки. – Просто спускайся.
Рик принялся неловко спускаться по стене, держась одной рукой.
– Боже, – ужаснулась Элис, наблюдая за этим. – Не уроните его. Аккуратно!
Мартинес, крякнув, поймал немаленького мужчину и опустил его на землю. Рик болезненно вздохнул и огляделся.
На другой стороне забросанной мусором дороги в тени пустынной витрины магазина стоял доктор Стивенс. Потрепанная и покосившаяся вывеска гласила: «Корма и семена Мак-Мак-каллимаС облегчением вздохнув, доктор проверил сумку с медикаментами. Стеклянные флаконы с антибиотиками и обезболивающими были нетронуты, инструменты лежали в полном порядке.
– Не могу поверить, что мы так просто выскользнули оттуда, – пробормотал он, копаясь в сумке. – Знаете, эти стены построены, конечно, не для того, чтобы сдерживать людей… но…
За спиной у доктора в темном магазине Мак-каллима задвигались тени. Никто этого не заметил. Никто не услышал ни неуклюжих шаркающих шагов, которые приближались к говорившим, ни слабого хруста осколков и обломков.
– У меня как камень с души упал, – произнес Стивенс, захлопнув сумку.
В дверном проеме показалась фигура – в темноте мелькнули зубы, изодранная одежда и синюшная кожа, – а затем челюсти мертвеца ухватили ближайший к нему кусок человеческой плоти.
Иногда жертва ни о чем не догадывается, пока не становится слишком поздно, и на каком-то глубинном уровне это, возможно, самый милосердный вариант развития событий.
