цвета.
Женщина в белом стояла очень близко, не более чем в нескольких ярдах от Карен, и смотрела на море. И как она могла ее не заметить? И тем не менее она была здесь, во плоти, и не обращала ровно никакого внимания на Карен.
Она была моложе, чем думала Карен. Кожа у нее была смуглая и гладкая, волосы густые, черные, блестящие в свете луны. Идеальный изгиб щеки, едва видимый, мокрый от слез.
Карен стояла неподвижно и едва смела дышать. Женщина нагнулась и провела пальцами по поверхности воды.
Горе женщины, казалось, можно было пощупать. Оно достигало Карен так же, как достигал ее ветер, плеск волн, запах цветов и воды. Оно омывало ее, и удивительно, но от этого ей становилось легче. Как будто оно добралось до тайного места в глубине ее души и успокоило обитавшую там печаль.
На мгновение все вернулось. Всесокрушающая тоска, химически чистая боль от потери ее мальчика.
И каким-то образом, сейчас и здесь, это не казалось невыносимым.
Она села на песок, взялась руками за голову и разрешила себе потосковать о нем. И это не было нечеловечески больно. Она с какой-то странной убежденностью подумала: «Он здесь». Итан. Он был здесь, рядом с ней. Его боль прошла. Рана, терзавшая его тельце, прошла. Теперь на него снизошел покой. Он был так близко.
Она плакала на песке, и страдание сочилось из нее, постепенно разбавляясь слезами. Когда она наконец подняла глаза, женщины уже не было.
Небо над головой было глубокого сине-черного цвета, как будто его нарисовали красками.
Карен готова была бить себя по щекам за то, что ничего не сказала этой женщине, не попыталась успокоить ее. Потому что эта женщина, сама того не зная, успокоила ее.
Утром Карен позвонила администратору и попросила принести свежих полотенец. Через несколько минут Айрин их принесла.
– Вы не хотите, чтобы я сейчас убрала комнату, сеньора? – спросила она после того, как положила полотенца на незаправленную кровать.
– Может быть, чуть попозже, – сказал Карен. – Я скоро уйду. Но сначала я хотела бы спросить вас кое о ком.
Айрин улыбнулась:
– В самом деле? И кто он?
Карен засмеялась:
– Не «он», Айрин. «Она».
– «Она»? – Айрин вскинула брови.
– Нет-нет. Не в этом смысле. Мне просто любопытно. Я видела эту женщину на пляже, ночью. Всегда одна, гуляет вдоль воды.
Лицо Айрин посерьезнело.
– Вы ведь не ходили туда снова, сеньора? Ночью? Нельзя ходить ночью к морю.
– Нет-нет-нет, я видела ее из окна. Вы знаете ее?
Айрин попятилась к двери:
– А как она выглядит?
– Женщина с длинными черными волосами, в белом платье. Очень красивая. Всегда одна.
Карен не могла понять, почему Айрин на нее так смотрит. Как будто у нее вдруг выросли плавники и акульи зубы.
– Айрин, – сказала Карен. – Это ведь просто женщина! Она не станет меня грабить или насиловать. Она кажется очень печальной. Она все время плачет.
– Эта женщина… – сказала Айрин, не глядя на нее, – это Ла Йорона. Плакальщица. Видеть ее… это нехорошо.
– Айрин, я тебя не понимаю.
– Ла Йорона, она… она мертвая, сеньора.
Карен смотрела на горничную и видела, что та говорит серьезно. Она верит в это. Тут и правда другой мир. И вопреки всем ее убеждениям, у нее прошел холодок по спине. Какая-то древняя ее частица верила в такие вещи.
– Это какая-то чепуха, – сказала она. Удивительно, но ее голос дрогнул. Она добавила более твердо: – Женщина, которую я видела, была такая же живая, как мы с вами.
– Сеньора, послушайте меня. То, что я вам сказала, – правда. Вы мне не верите, но все равно послушайте меня и сделайте, как я скажу. Это для вас очень опасно. Не выходите из гостиницы после захода солнца.
– Айрин, вы говорите, что женщина, которую я видела, – призрак? И вы рассчитываете, что я в это поверю?
Но ведь женщина появилась на пляже как будто из воздуха – вот ее нет, и вот она есть. Разве не так? Карен отмахнулась от этой мысли. С каких это пор она начала слушать суеверных старух?
Айрин взяла ее за руку и посмотрела ей прямо в глаза.
