Мэтт смотрел на огонь, и синие глаза его были полны тревоги.
Чентер ждал.
– Ты слышал… Что рассказывают об этой девице Проктор?
– Да, – ухмыльнулся Чентер. – Золотые волосы, талия, как стебелек розы, а сильная – оленя свалить может.
– А как она это делает, Чент?
– Мне-то откуда знать, Мэтт?
Мэтт отвел взгляд от очага, его глаза напомнили Чентеру два синих, наставленных на него ружейных дула.
– Может, она прыгает ему на спину, запускает в бока когти, а в шею клыки – вот так и валит, а?
Чентер поморщился. Мэтт понял, что не один он слышал такие сплетни.
Медленно и тяжело Мэтт продолжал:
– Может, ее длинные волосы становятся короче, зато обрастает она ими с головы до пят? А лапы оставляют на снегу круглые отпечатки? А белые зубки становятся острыми и отрастают с мой палец?
Чентер допил кофе:
– Кто это такое болтает?
– Да все говорят.
– Ты же понимаешь, что люди иногда завидуют – наш папаша богатый, а мы его наследники, тебя просто хотят запугать. Из зависти.
– Понимаешь, Чент, мне вот кажется, что эти люди не запугать меня хотят, а предупредить.
– Предупредить страшными сказками.
– А точно ли это сказки? Они говорили…
Чентер встал, глядя зло и решительно.
Мэтт тоже поднялся. К этому времени они были почти одного роста.
Они смотрели, сверля друг друга рассерженными взглядами.
Чентер сказал:
– Тебе рассказали, что старик Проктор – оборотень. В полночь, в полнолуние, он сбрасывает человеческую кожу и бегает по своему поместью в шкуре горного льва.
– Да, что-то в этом роде. И она такая же.
– Ты думаешь, что наш отец, – закричал Чентер, – отдал бы тебя этой…
– Да, – сказал Мэтт ровно, холодно и твердо, хотя сердце у него ухнуло вниз, как валуны в камнепаде. – Да, если сговор был выгоден. Если за ней дали довольно земли и денег. Прокторы – семья влиятельная. Но за Фину больше никто не посватался.
– Потому что все знали, что ее руки будем просить мы, Ситоны.
Мэтт как-то странно посмотрел на брата:
– В конце этого лета, недели три назад, довелось мне как-то ехать верхом в эту сторону, через лес. И давай я тебе, братишка, расскажу, что я увидел тогда.
В тот вечер Мэтт совсем не думал о Прокторах. Несколько коров отбилось от стада, и он с отцовскими работниками въехал в лес над долиной. Эта местность была окрашена в три цвета, словно лоскутное одеяло. Березы, клены, дубы были зелеными, но местами мелькали показавшиеся уже по-осеннему красные и золотые листья. Дальше росли более высокогорные леса – ели, лиственницы и сосны, чья хвоя казалась особенно темной в свете заходящего солнца. И наконец, горы небесного цвета со снежными полосками на вершинах.
Солнце должно было сесть часа через два. Когда они нашли коров на заросшем диким разнотравьем лугу у опушки, то решили разбить на ночь лагерь, а на ферму Ситонов вернуться на следующий день.
Мэтт знал большинство работников с самого детства. Некоторые были его ровесниками. Пока на огне грелся кофе, они перекидывались шутками и прибаутками. А потом Эфран вспомнил, что чуть дальше, там, где начинается сосновый бор, бежит узкая речушка. Он с Мэттом и еще два парня решили устроить там ночную рыбалку. Там прохладнее, да и рыба в полнолуние выплывает поглазеть на небо и сама идет на крючок.
После ужина, по пути к реке, Эфран обратился к Мэтту:
– Ты, наверное, знаешь, там, наверху, поместье Джоза Проктора.
– Да, точно, – ответил Мэтт. Странно было, что он этого не вспомнил. Но он ведь никогда точно не знал, где находится ферма Проктора и где начинается его земля. И никогда даже об этом не спрашивал. И никогда у него не возникало ни малейшего желания пойти посмотреть на его владения. В те минуты, когда они шли по темному лесу, он подумал, что совсем не хочет об этом разговаривать, но добавил беззаботным тоном: – Ты там был, Эфран?
– Ну уж нет. Но ты не беспокойся, Мэтт. Мы ведь миль на десять ниже этого места.
– Думаешь, старик Джоз заподозрит, что я за ним пришел шпионить, на ссору нарываться? И шуганет меня?