словно только что отлитая из стали, и не было в ней ни одного изъяна. Она была прелестна и в человеческом облике: ресницы длинные, а волосы блестящие и темные, как ночь в новолуние. Человеческая кожа у нее была светлая, как змеиное брюшко, и она сохраняла свою змеиную грацию.
Может быть, она была царевной, может быть, царицей, а может быть, просто красавицей из селения нагов.
Принимая человеческое обличье, эта девушка часто убегала из своей страны в наши края, чтобы послушать музыку, – ведь в стране нагов ее нет. Только этого им и не хватает, и поэтому они рядятся в наши одежды и осмеливаются проникать в наш мир. Эта девушка любила музыку больше всех и рисковала сильнее – добром это не кончилось: ее поймал заклинатель змей, привел к себе домой и сделал своей женой.
Так рассказывала бабушка, и на этом месте она всегда останавливалась.
«Что с ней стало, бабушка?»
«Она научилась готовить жаркое и карри, стелить постели и не ловить при людях ни мышей, ни крыс, – отвечала бабушка. – Через некоторое время у нее родилась дочь, а у дочери появилось двое детей – мальчик и девочка. И эта девочка, внучка нагини, несет в себе волшебство нашего народа».
Это казалось невероятным, даже тогда. Нет, в то, что моя бабушка из волшебного народа, я как раз верила. Это подтверждали ее мудрые темные глаза на смуглом лице и волосы, похожие на нити лунного света. Меня удивляло то, что когда-то она была молода.
«Ты правда была красавицей, бабушка?»
Она смеялась:
«Много-много лет. Мы ведь только в людском обличье стареем, Аша».
Мама нашла флейту – она была спрятана в глубине шкафа, за скороваркой.
– Так-то ты заботишься о семейном наследстве? – побранила она Шрути на глазах у ухмыляющегося Викрама и неделю продержала флейту под замком.
Викрам же прятал домашние работы Шрути. Натирал ее зубную щетку мылом. Облил чернилами новую школьную форму. Сажал в наволочку тараканов. Тетя делала вид, что ничего не замечает, но мама сердилась и плакалась Гаутаму. Сначала он раздраженно советовал ей не обращать внимания, но после того, как Викрам подложил Шрути тараканов, накричал на него и обозвал его ублюдком. Это услышала тетя.
Шрути стала после уроков закрываться у себя в комнате. Когда Викрам начал ее преследовать, она часто пряталась на крыше или сидела в саду с флейтой. Но как-то раз бабушки на лавочке замолчали и проводили ее сердитым взглядом: она поняла, что тетя им что-то рассказала. Она убежала от них в дом.
Никаких следов кобры так и не нашли, но все равно с тех пор в каждом змеином укусе считали виноватой Шрути. Теперь она играла на флейте рано утром, когда никто не мог ее увидеть. Ее игре вторили крики разносчиц овощей; соседи держались подальше, и детям своим наказали к ней даже близко не подходить.
Мама перестала разговаривать с соседями, а Гаутам – играть в крикет с друзьями Викрама. Отец сделался серьезным и молчаливым. Они не желали слышать, чтобы о Шрути злословили.
Через три года в городе появилось чудо – мальчик, который брал змей в руки и оставался невредимым. Его показывали по телевизору, у родителей брали интервью. Соседи Шрути спорили, от кого из богов мальчик получил свое благословение – от Шивы или от Вишну.
Шрути тоже могла брать кобр в руки, но она была слишком странная, чтобы считаться чудом.
Дождавшись, когда папа с дядей похвалили карри, мама сказала:
– Это Шрути приготовила.
Папа нахмурил брови.
– Как будто это что-то меняет! Что мы скажем женихам? Девушка не разговаривает, всех соседей распугала, все играет на своей проклятой флейте, так что к ней черви и ящерицы со всей округи сползаются, – но зато умеет готовить неплохое карри?
– Да еще и не без посторонней помощи, – добавила тетя.
Викрам демонстративно скривился и выплюнул карри.
Гаутам холодно взглянул на него и отправил в рот новую порцию. Я опустила взгляд на свою тарелку. Ноздри щекотал запах масла ги и кардамона. Каким станет мой дом, когда Гаутам уедет в колледж и заживет своей жизнью?
– Она добрая девочка, – возразила мама, – и учится хорошо.
– Тогда научи ее говорить.
Мама опустила глаза и закусила губу.
– Она ненормальная, – встряла тетя. – Как твоя мать.
Дядя нахмурил брови:
– Хватит.