Опаленные войной

Нарушил молчание Айк, когда совсем стемнело:

– Иди, поспи, я покараулю. Все равно мне не уснуть.

Элсон безумно устал за последние сутки, потому возражать не стал, бросил только:

– Если что… буди, – и через пару минут его дыхание стало ровным и глубоким.

Айк просидел у костра половину ночи, так и не сомкнув глаз. Временами он подбрасывал хворост в костер, не давая угаснуть пламени. Внимательно прислушивался, нет ли рядом опасности, но все было тихо и спокойно. Лишь одинокая птица иногда глухо кричала из куцых кустарников.

Элсон проснулся ближе к середине ночи. Дыхание его сменило ритм, и из темноты донеслось, словно они и не прекращали разговора:

– Айк, ты как?

– Нормально – коротко ответил тот. – Выспался?

– Поспал, – Элсон подошел ближе.

– Слушай, ты посиди пока тут, – попросил Айк. – Я пойду… вон туда. Мне нужно побыть одному.

Элсон посмотрел на небольшой холм в десятке шагов от костра. За ним начинался песчаный бархан, утыканный сухими колючками. Именно туда указывал Айк.

– Валяй, – с нарочитой небрежностью бросил Элсон. – Если что, свисти.

Айк кивнул. Он сел, подобрал ноги и обхватил колени руками. За спиной горел костер и ждал друг. И теперь, решил Айк, пришло время разобраться с тем, что творилось в голове и сердце. Огонь, который распалила в его душе мертвая теперь женщина, не погас, как того хотелось. И что с ним делать, Айк не знал. Как сладить с любовью, которая оказалась не нужна? Топтать? Гнать? Или вообще лечь умереть от тоски и горя…

Послышался странный, фыркающий звук. Айк повернул голову и совсем не удивился, когда увидел сидящую рядом с его правой рукой рыжую кошку. Удивляло скорее то, что для того, чтобы ее увидеть, ему теперь не надо было засыпать. Но эта мысль скользнула по краю сознания, тут же покинув его.

– Пошли, – коротко пригласила кошка и, не дожидаясь ответа, пошла прочь. Айк поднялся на ноги и зашагал за животным.

Они шли через темноту. Кошачьи шаги глухо отдавались во тьме, словно кто-то равномерно бил в большой бубен. Где-то впереди заиграла призрачная арфа, имитируя звук падающих капель. Ее звучание то становилось громче, четче, то вовсе затихало.

– Куда мы идем? – спросил Айк, чтобы нарушить молчание.

– Туда, – неопределенно ответила кошка.

Они так и шли – через ничто в никуда.

– Ты знаешь, – начала кошка размеренным голосом безо всякого выражения, – каждый из нас в ответе за свою судьбу. Мы рождаемся. Сперва нас воспитывают родители, потом мы сами приобретаем жизненный опыт. Каждое событие заставляет нас делать выбор… не важно – в пользу добра или в пользу зла. С каждым новым выбором мы либо растем и созидаем, либо разрушаем и падаем в бездну.

– К чему ты это говоришь? – спросил Айк.

– Рия – яркий пример того, как из маленькой, хорошенькой девочки можно сделать чудовище.

Айк внимательно посмотрел на кошку. Та все шагала, перепрыгивая и обходя невидимые препятствия, и продолжала говорить:

– Я не оправдываю ее. Более того, я огорчена, что она выбрала именно такой путь. В ее силах было посмотреть на отца и его цели критично. Но ведь она по-своему его любила…

У Айка сжалось сердце. Нет, не от горечи предательства. Горечь должна прийти потом, вместе с печалью, когда на месте любви останется пепелище. А сейчас там горело отчаяние. И мысль о том, что Рия все-таки была способна кого-то любить, вонзилась в его сердце кинжалом запоздалой ревности.

– Я это говорю не для того, чтобы причинить тебе еще большие страдания, – также спокойно, без выражения сказала кошка. – Я говорю это для того, чтобы ты понял. Как раз сейчас ты стоишь перед выбором. И только тебе решать, что ты будешь о ней помнить, во что будешь верить и как используешь этот бесценный опыт. Разочаруешься в жизни или все-таки переступишь через жалость к себе…

Айк молчал. Он просто не знал, что ответить. А потом все слова пропали, потому что он увидел Рию. Она висела в воздухе, раскинув руки, в сером полупрозрачном платье и почему-то босая. В ее позе не было ни капли напряжения, глаза закрыты. Руки от плеча до запястья оплетала полупрозрачная серая лента в тон одеянию. Легкое движение воздуха шевелило ее волосы, и, несмотря на темноту, Айк видел каждую ресничку, каждый волосок на голове.

Кошка внимательно посмотрела на Айка, словно приглашая его подойти ближе к жене, а затем, убедившись, что он ее понял, села с таким невозмутимым видом, словно все это ее никак не касалось. Хотя, возможно, во тьме пролегала какая-то незримая граница, которую кошке было запрещено пересекать.

Айк сделал шаг. Рия все так же висела в воздухе.

Шаг, еще шаг…

Чем ближе он подходил, тем отчетливее слышалась музыка и песня на неизвестном ему языке. Тьма постепенно рассеивалась, уступая место серым