– И я живу своей жизнью, сама решаю, как поступить. Если мои решения приведут меня на эту дорогу, так тому и быть.
– Я просто хочу тебе помочь.
– На чьей ты стороне, Итан? На самом деле?
– Пока не знаю.
Она улыбнулась.
– Первые честные слова, которые я от тебя услышала. Спасибо за это.
Она взяла его за руку. Пальцы ее были ледяными, но форма руки – знакомой. В последний раз Итан держал ее за руку две тысячи лет тому назад на пляже в Северной Калифорнии.
– Ты боишься, – сказала Кейт.
Ее лицо было в нескольких дюймах от его лица. Ее пристальное внимание – как инфракрасная лампа.
– А разве все мы не боимся?
– Я прожила тут девять лет. Я не знаю, где я. И почему. Иногда я думаю, что все мы мертвы, но в тихие, темные часы ночи понимаю, что это не так.
– Что ты делаешь, когда покидаешь свой дом по ночам?
– Что находится за оградой?
– Я могу защитить тебя, Кейт, но ты должна…
– Мне не нужна твоя защита.
Она отворила дверь, шагнула в ночь.
Пять шагов из мавзолея – и она остановилась, повернулась и уставилась на Итана.
– В последний раз я видела Алиссу живой две ночи тому назад.
– Где ты видела ее в последний раз?
– Мы разошлись в разные стороны на Главной улице. Мы не убивали ее, Итан.
– Но она была с тобой в ночь своей гибели.
– Да.
– Где?
Она покачала головой.
– Куда ты ходишь ночью, Кейт? И почему?
– Что находится за оградой?
Итан не ответил, и она улыбнулась.
– Так я и думала.
– Ты его любишь?
– Прошу прощения?
– Своего мужа. Ты любишь его? Это по-настоящему?
Улыбка исчезла.
– Увидимся позже, шериф.
Он шел домой, не зная.
Не зная, лгала ли ему Кейт.
Не зная, была ли она по другую сторону ограды.
Не зная, убила ли она Алиссу.
Ни черта не зная.
На их взаимоотношения она влияла точно так же. Ему доводилось провести с нею день, когда один миг воспринимался как блаженство, а другой – как нечто противоположное, так что он уже не знал, где стои?т. Приходилось пересматривать все заново. Итан никогда не понимал, сознательно ли Кейт с ним играет, или это его собственный промах – то, что он позволил этой женщине проникнуть так глубоко и причудливо в его душу.
Едва войдя в переднюю дверь, Итан стащил сапоги и прокрался по деревянному полу к лестнице. В доме было холодно, половицы потрескивали и прогибались под весом его шагов.
Наверху он прошел по коридору к спальне сына.
Дверь была открыта.
Он двинулся к кровати.
В комнате было не теплее семи градусов. Бен спал, зарывшись под пять одеял, но Итан чуть плотнее стянул их вокруг шеи сына и прикоснулся тыльной