И его женщина.
«Когда ты вернешься – а ты обязательно вернешься, – я трахну тебя так, солдат, будто ты только что вернулся домой с войны».
Она нацарапала эти слова на первой странице его дневника в ночь перед тем, как он ушел. Конечно, она не знала, куда он направляется, знала только, что ему, вероятно, не суждено вернуться.
Он испытывал к ней такую нежность…
И теперь – сильнее, чем когда-либо.
Если бы только она знала, сколько холодных и дождливых ночей он читал ее последние слова и чувствовал жар утешения…
Ему снилось, как он умирает.
Как возвращается.
И под конец приснилась самая кошмарная вещь, какую он видел в длинной чреде кошмаров.
Он услышал ее и почуял с расстояния в десять миль; шум доносился из старого леса с мамонтовыми деревьями в четыреста футов вышиной где-то рядом с границей того, что некогда было Калифорнией и Орегоном.
Когда он приблизился, шум стал ужасающим, напоминая сотни тысяч протяжных визгливых воплей. То был самый большой риск, на который он шел за четыре года, проведенные за оградой, но любопытство не позволило ему повернуть назад.
Даже спустя несколько дней слух его восстановился не до конца. Громкость была в десять раз больше, чем на самом шумном рок-концерте. Словно тысяча реактивных самолетов взлетели одновременно. Тобиас пополз к источнику звука, прикрываясь самодельным камуфляжем под лесную подстилку.
В полумиле от цели страх победил любопытство, и он не смог заставить себя подползти ни на фут ближе.
Тобиас мельком увидел
Запах был такой, что слезились глаза.
Шум – такой, словно тысячу человек одновременно свежевали заживо.
Эта штуковина выглядела совершенно чуждой… Тобиас пополз прочь, и тут осознание ударило его прямо промеж глаз.
Эта чудовищность была городом.
Аберы строили цивилизацию.
Планета принадлежала им.
Тобиас проснулся.
Снова было светло – мягкая, нерешительная голубизна висела на поляной.
Все было покрыто изморозью, и его штанины замерзли и стали жесткими ниже колен.
Аберы исчезли.
Тобиас неудержимо дрожал.
Ему нужно было встать, начать двигаться, помочиться, разжечь огонь, но он не осмеливался это сделать.
Кто знает, как давно стая ушла отсюда…
Солнце поднялось над утесом, и солнечный свет ударил по поляне.
Изморозь дымилась, испаряясь с травы.
Тобиас не спал уже три или четыре часа и слышал лишь шелест трепетания листвы в лесу вокруг.
Он сел.
Каждый его мускул ныл и пылал после вчерашнего спринта, походя на перетянутую гитарную струну.
Он осмотрелся по сторонам. Руки и ноги начали гореть, когда к ним прилила кровь.
Он с трудом встал, и тут до него дошло.
Он все еще дышит.
Все еще стоит.
Каким-то образом… он выжил.
Над ним пылали алые листья невысокого дуба, освещенные сзади солнцем.
Он уставился сквозь листву в голубизну – беспримерную голубизну небес, какую никогда еще в жизни не видел.
Глава 15
Когда Итан проснулся, Тереза и Бен уже ушли: одна – на работу, другой – в школу.
Он почти не спал.
