Мэтт сбрасывает его в ледяную воду и возвращается за вторым. Тот никак не может встать, постоянно поскальзываясь и падая, и даже автомат в качестве дополнительной точки опоры ему не помогает.
Мэтт решает не возиться с ним и переходит на бег. Он чувствует запах Микки, невероятно отчетливый в морозном ночном воздухе. След приводит его обратно в Адскую Кухню.
Мэтт перемещается с крыши на крышу. Запах становится сильнее. Мэтт чувствует, что не готов к предстоящему поединку. Он пропустил слишком много ударов, и у него наверняка сотрясение мозга.
Кровавый кашель – тоже не самый приятный симптом. Мэтт прибавляет шагу, стараясь не обращать внимания на боль в ребрах, спине, ногах. Не думать о пульсирующих болевых вспышках, не считать раны и порезы.
Вот.
На красный сигнал светофора останавливается машина, едва не врезаясь в идущий впереди грузовик. Машина пытается объехать грузовик, но движение слишком интенсивное, все полосы заняты. Деваться водителю некуда. Мэтт спускается с крыши на тротуар и бежит к машине.
Микки замечает его.
– Мэтт! – кричит она.
Мэтт морщится. Лучше бы она помалкивала. Ларкс выглядывает из окна машины, и, заметив Мэтта, распахивает дверцу, хватает Микки и вытаскивает ее наружу. Девочка сопротивляется, но Ларкс быстро тащит ее к ближайшему укрытию – уже закрытой на ночь антикварной лавочке. Отстрелив замок, он открывает дверь и скрывается с Микки внутри, в темноте.
Мэтт приближается, крепко сжимая в руке полицейскую дубинку. Встав сбоку от двери, он резко толкает дверь.
Мимо просвистывает пуля. Испуганная резким грохотом, Микки визжит.
– Ты еще жив? – через пару секунд спрашивает Ларкс.
– Жив пока, – отвечает Мэтт.
– А что тогда стоишь? Заходи.
– Чтобы ты меня пристрелил?
– Я не стану стрелять, честное слово.
– Ну-ну. Извини, но как-то мне не верится.
– Заходи, а то горло твоей подружке перережу.
Мэтт отлипает от стены и входит в лавку. Микки сидит на старинном деревянном стуле, Ларкс – позади нее. Одной рукой он держит у горла девочки нож, другой сжимает пистолет. Вокруг деревянные шкафы и стеклянные витрины. В воздухе пахнет лаком для дерева и старыми книгами.
– Отпусти ее, – требует Мэтт.
Ларкс покачивает головой.
– Сначала скажи, что ты вообще за хрен.
Мэтт явственно слышит насмешки своих одноклассников.
Прозвище звенит в его ушах.
Мэтт вспоминает, с каким презрением относились к нему другие дети и как стыдно ему было за это прозвище.
Перед глазами Мэтта встает образ отца, настоящего Сорвиголовы. Человека, который сражался за Мэтта, всеми силами старался сделать его жизнь счастливее, желал ему лишь добра, желал ему стать таким человеком, каким сам стать не смог.
Впервые в жизни Мэтт чувствует, что в этом прозвище нет ничего постыдного.
Наоборот, оно звучит гордо.
Он расправляет плечи.
– Зови меня… Сорвиголова.
– Идет. Как говорится, любой каприз за ваши деньги. А шарфом чего обмотался?
– Я слепой.
– Шутишь.
Мэтт снимает шарф и демонстрирует Ларксу то, что осталось от его глаз. Чувствуется, что Ларкс в глубоком замешательстве.
– Как слепой мог унести ноги из доков?
– Считай, что мне повезло. Ларкс, прошу последний раз. Отпусти ее.
