гребенку леса на горизонте, то в силуэт высокой круглой башни, то в очертания водяной мельницы с огромным колесом.
Мельнику стало холодно. На щеках, будто в мороз, стянуло кожу, сердце забилось быстро и до боли сильно. Он отступил назад и уселся, нащупав сиденье рукой, будто был слеп. Рука его коснулась спортивной сумки. Мельник расстегнул молнию, с трудом ухватив язычок замка онемевшими от холода пальцами, достал и надел пальто. Черный драп, прильнувший к телу, был теплым, будто живым. Мельник поднял воротник, запахнулся, ему стало легче. Казалось, от пальто исходит легкий запах Сашиных духов, хотя она никогда в жизни не касалась ни Мельника, ни его одежды.
Он завернулся в теплую ткань, закрыл глаза, а когда открыл их, снова увидел темные растрепанные волосы на подушке напротив.
— Все в порядке, мужик? — спросил хриплый голос. Мельник повернул голову: говорил высокий парень, сидевший на боковом месте.
— Да, все хорошо, — ответил Мельник, но вышло невнятно. Губы его онемели от холода. — Где мы?
— Скоро Москва.
— Спасибо.
Парень немного помолчал, а потом спросил снова:
— Точно все нормально? Выглядишь не очень.
— Спасибо, все хорошо…
Парень пожал плечами и отвернулся. Поезд оживал. Включился неяркий свет. Люди сползали с полок, одевались, собирали вещи, откашливались, переговаривались вполголоса. За окнами тянулся рассветный город.
Эпизод второй КАСТИНГИ
— Триста шестнадцать, — не поднимая головы, сказала девушка. Красным маркером она написала на наклейке неровные цифры, оторвала защитный слой и хлестко пришлепнула номер Мельнику на лацкан пальто. Девушка была молодая, с измученным лицом, ее шелковый сарафан на тонких бретельках прилип к телу и измялся. На смуглой шее выступил мелкий бисер пота.
Очередь за Мельником была огромной. В тесном полутемном коридоре люди стояли локоть к локтю. Они маялись от жары, обмахивались тонкими листками анкет. Ассистент, следящий за порядком, оттянул ворот черной футболки и подул себе на живот, словно от этого могло стать прохладнее.
Девушка продублировала номер на полях анкеты и сказала:
— Следующий.
Мельник прошел дальше и оказался в большом светлом зале с высокими, под потолок, окнами и светлым ламинатом на полу. Белый тюль на открытых окнах висел неподвижно.
В середине зала были расставлены длинные ряды пластиковых кресел, какие бывают на вокзалах: красные, синие, серые, сцепленные между собой. Почти все места были заняты, а люди все прибывали и прибывали. Те, кому не хватало кресел, устраивались на широких подоконниках и на полу. Убывали из зала медленно: время от времени один человек проходил в дверь в дальнем конце зала и уже не возвращался. Было очень душно. С улицы пахло плавящимся асфальтом и выхлопами разгоряченных машин. Мельник закутался в плотное драповое пальто, спрятал руки в карманы, поднял воротник.
Зал был наполнен гулким шумом. Звенели бубны, звучало горловое пение. Кто-то глухо шептал, раскачиваясь вперед и назад, другие стонали, выкрикивали бессмысленные слова, протяжно выли. В толпе мелькали ленты, перстни, ожерелья и обереги. Горели свечи: желтые, цвета воска, и черные. Белели черепа животных — длинные, тонкие, ложащиеся в ладонь, будто скроенные по размеру. У каждого человека на груди был приклеен номер, от руки написанный красным маркером.
Мельник не слишком выделялся из толпы. Его теплое пальто терялось на фоне волчьих шуб, шелковых мантий и длинных, под горло застегнутых френчей. Не найдя себе стула, он сел у стены и начал растирать плечо, чтобы разогнать кровь. Левая сторона его груди мерзла больше, чем правая. Пальцы немели от холода, руку покалывало, будто на ней оседали иголки инея. Мельник мерз и одновременно чувствовал густой, маслянистый, напитанный солнечными лучами и человеческим потом жар июльского дня.
Он ожидал, что медиумов здесь будет много, но их не было вообще. Из пяти сотен заполнивших зал людей только невысокая женщина пятидесяти с небольшим лет с восточным разрезом глаз и круглым плоским лицом обладала небольшими способностями. Она сидела шагах в трех от Мельника на холщовой, набитой тряпьем сумке, смотрела почти в упор, смущенно поправляла завязанный узлом на затылке цветастый платок и робко улыбалась. Мельник ответил на улыбку вежливым кивком, и тогда она подошла и заговорила: без акцента, но не по-русски мягко:
— Замерз, смотрю? Покушай, попей со мной — лучше станет. Кушать хочешь, наверное? Очередь долгую отстоял.
Она подтянула поближе свою сумку и села рядом. Мельник обратил внимание, что и она одета не по погоде: шерстяная юбка по колено, белая футболка с вязаной темно-красной кофтой поверх, растрескавшиеся тапки из кожзаменителя, простые колготки.
