— Не знаю, — ответил Мельник. — Бойко не сказал мне, кто она, а я не стал спрашивать.
— Вы очень расстроитесь, если я скажу, что вы знали ее?
— Смерть человека меня всегда очень расстраивает, вне зависимости от того, знал я его или нет.
— Но вот что интересно: оказывается, что вы жертву знали, а Бойко — нет.
Капитан замолчал, и Мельник вдруг отчетливо увидел лицо девушки и понял, что действительно знает ее.
Капитан думал о ней, мысль была четкая и ясная — лицо с фотографии и имя. Мельник вздрогнул, Медведев впился взглядом в его лицо.
— Знаешь, кто она. Знаешь, — прошептал он утвердительно.
Мельнику нечего было возразить. Теперь он и в самом деле знал.
Два года назад она училась на первом курсе филфака, и Мельник читал в ее группе лекции по античной, а потом по средневековой литературе. Она кое-как сдала первую сессию, а ко второй даже не приступила — была отчислена. Девушка хотела восстанавливаться, ходила в деканат, встречалась с преподавателями и в том числе подходила к Мельнику, чтобы договориться о пересдаче.
— Это неправда, — Мельник почувствовал, как в нем вскипает злость, и сосредоточился на том, чтобы подавить ее. — Бойко тоже мог ее знать. Они учились на одном факультете.
— Значит, знаешь, кто она, — заметил капитан, и в голосе его звучало мстительное удовлетворение. — Только что не знал, а теперь вдруг узнал.
Мельник молчал, смотрел на носки своих ботинок, держал руки сцепленными в замок. Он не мог придумать ответа и чувствовал, что злость совсем близко. «Я не знаю, что будет с тобой, если я разозлюсь», — мысленно говорил он капитану. А тот продолжал:
— У меня многое не сходится, товарищ Мельник. Как же ты узнал о совершенном преступлении?
— Мне рассказал Бойко.
— Этому нет подтверждений.
— Но нет и опровержений. Мое слово против слова убийцы.
— Как ты узнал, кто жертва, если по твоему же собственному признанию Бойко тебе этого не говорил?
Мельник поднял голову и посмотрел капитану Медведеву в глаза. Он был зол, этот капитан. У него было два отличных сына. Один только что женился, другой встречался с девушкой, и выбор обоих сыновей капитану нравился. Медведев думал о тех, кто опасен для таких славных девочек. И он был уверен, что растерянный и подавленный мальчишка Бойко такое зверство совершить не мог, а стоял за этим самоуверенный взрослый извращенец, задумавший за что-то отомстить бывшей студентке или просто реализовать свои больные фантазии. Медведев думал, что Мельник заметил не очень здорового студента, надавил на него, заставил убить, а потом подставил, боясь, что студент сдаст его первым.
Мельник оказался в ловушке. Он понял, что так просто из полиции не выйдет. У него было два пути: подавить злость, забыть о Саше, не вмешиваться и попасть в СИЗО или повлиять на капитана Медведева.
— Молчишь? — ухмыльнулся тот. — Сказать тебе нечего? Тогда ответь мне вот на что: где ты был вечером семнадцатого мая?
— Дома.
— Кто может это подтвердить?
— Никто. Я живу один.
— Твоя женщина?
— У меня нет женщины.
— Родственники?
— Нет. Мама умерла недавно, а отец живет с другой семьей.
Мельник говорил, уже не заботясь о том, что говорит. Он принял решение и теперь думал, что именно так, наверное, чувствуют себя молодые хирурги, перед тем как впервые в жизни сделать надрез на живом теле. Он сконцентрировался, сосредоточился, перестал слушать капитана и вспомнил тот единственный раз, когда заставил человека делать то, что хотелось ему.
Скрипнули тормоза, брызнула кровь, закричали женщины, зрачки расширились от боли — Мельник отогнал видение. «Если я буду спокоен и собран, — подумал он, — если я не буду чувствовать злости, если я буду осторожен и не позволю себе действовать в полную силу, с капитаном ничего плохого не случится».
«Мельник не врет», — мысль была простая и четкая. Мельник взял ее осторожно, как бутылку с нитроглицерином, и поставил в голову капитана. А потом толкнул.
Капитан прервался на полуслове и остановился в недоумении, словно услышал грохот отдаленного взрыва. Мельник смотрел на него, боясь дышать, — он не знал, что именно сейчас сделал.
— Простите, — сказал капитан. Лицо его помрачнело, и он уселся за стол, тяжело опираясь на руки. — Голова болит.
Его широкая мясистая ладонь опустилась на лоб и медленно поползла вниз, до подбородка, будто капитан пытался стряхнуть навязчивую боль.
— Ничего, — сказал он Мельнику. — Пройдет. У меня это бывает. Особенно перед грозой. Люблю грозу в начале мая. Правда, уже июнь… Можете
