воду вдали, образуя неровное пятно.
Я смотрю туда, и волосы на затылке встают дыбом. Там, в пятне света, бурлит и пенится вода, кругами расходятся волны, а потом медленно и величественно возникают обломки каменной стены. Воронка ширится, показываются полуразрушенные башни, оплетенные сине-зелеными водорослями. Сквозь многочисленные пробоины видны домишки, прилепившиеся к стене, – мрачные, неживые, пугающие. Признаться, я до конца не верю в легенду про призрачный город даже сейчас, но что тогда мы с Иваном созерцаем собственными глазами?
– Твою мать! – выдыхает Данилов. Он тоже впечатлен, и это еще мягко сказано. Мы будто смотрим фильм ужасов, вот только на роль его героев выбрали нас.
Город-призрак, наконец, полностью оказывается на поверхности, его сохранившиеся строения подрагивают, словно в агонии. Даже сейчас крепость выглядит внушительно. Сырая, скользкая, почерневшая и освещенная призрачным светом маяка, она угрожающе покачивается и стонет. Остается лишь догадываться, что или кто рождает этот стон – то ли сквозняки, гуляющие по погребам и казематам, заглядывающие в подвалы и снова выбирающиеся на волю через провалы и дыры в стенах, то ли какие-то существа воют от голода и злости на весь мир. Да и так ли это важно? Вот он, Саркел, русская Атлантида, стоит перед нами, и сколько ни три глаза – ничего не меняется.
– Ты же тоже это видишь? – тихонько спрашивает Данилов, и я киваю – пересохшее горло отказывается издавать звуки.
Волны из эпицентра воронки докатываются до нас и сильно раскачивают лодку. Мы хватаемся за скользкие борта, пытаясь удержаться. Только бы не перевернуться! Почему-то кажется, что если мы окажемся в воде, то уже не выкарабкаемся.
Я замечаю в воде белесые полоски, они вытягиваются от Саркела к восточной дамбе, плавно, неспешно, иногда выныривая на поверхность и снова погружаясь. Похоже на щупальца невообразимо огромного спрута, тянущего их к жертве.
– Быстрее! – ору я, приходя в себя от оцепенения. – К маяку!
Мы гребем из последних сил, лодка прыгает на волнах, то и дело зачерпывает черную воду – ее набралось уже по наши лодыжки, и это тоже затрудняет движение.
– Миша!!! – кричит Данилов и заходится сухим кашлем.
Мы огибаем дамбу. Корявые деревья уже позади, с ветвей нас провожают диким взглядом ночные птицы, еле слышно переговариваясь между собой. Слава богу, хоть они не проявили к нам большого интереса, по крайней мере, пока.
Вот и маяк. Перед ним – выброшенный на каменные плиты ржавый рыболовецкий катер. О него разбивает волны рукотворное негостеприимное море. Маяк, когда-то белоснежный, а сейчас пожелтевший от времени, озарен светом. Складывается ощущение, что даже стены источают этот жуткий свет. В какой-то момент мне кажется, что сияние вокруг маяка – дыхание неведомого существа, ничего общего с прежним строением не имеющего.
Мы уже подплыли довольно близко – еще десяток гребков, и дно лодки заскребет по округлым камням у дамбы. Уже можно различить детали: распахнутую дверь у подножия маяка, основание с архитектурно оформленными носами лодок, торчащих из стены (один из носов обломан, и осколки валяются на земле), прямоугольные стены с маленькими круглыми окошками и зубчатым карнизом, башенку с колоннами наверху и зажженный фонарь, направленный на Саркел.
Белесые ворсистые щупальца уже выбрались на дамбу и стремительно приближаются к маяку. Вдруг наверху, среди колонн, я замечаю Мишу. Он пробирается к фонарю и уже занес над ним осколок кирпича.
– Не успеем! – мои слова больше похожи на стон.
Данилов выхватывает у меня «ТТ» и начинает палить в переплетающиеся отростки, уже начавшие обвивать здание маяка. Бесполезно. Выпустив всю обойму, Иван с досадой бросает пистолет на дно лодки. Впрочем, кое-чего он все же добился – Миша вздрагивает от звуков выстрелов и оборачивается. Замечает лодку. Затем взгляд его опускается ниже, и на лице паренька застывает ужас, который парализует все тело. А щупальца, тем временем, ползут выше, они уже достигли колонн и тянутся к Мише, нависают над ним.
В этот момент Миша оживает. Даже отсюда видно, как тяжело даются ему последние движения. Перед нами – словно кадры замедленной съемки: медленно опускается рука с зажатым в ней камнем, внезапно гаснет свет, и тут же весь маяк оказывается погребен под извивающимися отростками невидимого подводного животного. Строение, столько лет простоявшее под ветрами и непогодой, не выдерживает такого давления и начинает медленно оседать, погребая под собой и Мишу, и щупальца.
– Не-е-ет!!! – кричит Данилов, в отчаянии вцепившись в весло и размахивая им в воздухе.
Маяк рушится, складывается, взметая в воздух кучу пыли – будто туман окутывает дамбу. И тут начинается Нашествие. Из недр призрачного города- крепости доносится многоголосый вопль. Стены его покрываются сетью мелких трещин, они ширятся на глазах, пока не взрываются тысячами осколков, со свистом проносящихся в воздухе. А вместе с осколками в воздух поднимаются чудовища самых разнообразных форм и размеров, созданные, кажется, больным воображением художника-маньяка. Крылатые создания носятся в воздухе, морские гады вспарывают водную гладь, сталкиваются, дерутся и двигаются дальше. Взмывают в воздух и ночные птицы, до этого спокойно сидевшие на деревьях, растущих вдоль дамбы. Они начинают кружиться над нашей лодкой, издавая противный клич, больше похожий на скрежет по металлу.
– Ми-иша!!! – стонет Иван. Ему сейчас совсем нет дела до того, что творится вокруг нас. Он несколько раз порывается броситься в воду, чтобы доплыть
