этого пожарища, разметавшегося по дну оврага, не спасти. Как же так?! Отчего вспыхнули баллоны с водородом?!
– Красиво горит, зараза! Еле ноги унес, – слышу я рядом знакомый голос.
От облегчения хочется рассмеяться. Я заключаю в крепкие объятия раскрасневшегося Данилова.
– Жив, чертяка! А я тебя уже похоронил.
– Жив, только что дальше будем делать?
И Данилов рассказывает, как пошел к ручью набрать воды, и в этот момент с правой стороны оврага раздались выстрелы. Зажигательные или разрывные пули сделали свое дело: пробили оболочку дирижабля и добрались до баллонов, накаченных атоммашевцами водородом за неимением гелия.
– С гелием бы такого не случилось, пусть бы вышел газ, но хоть вещи свои бы спасли, – говорит Иван.
– Да черт с ними, с вещами. Цел и ладно. Чай, не богатства перевозили. Вот на чем до Москвы будем добираться – другой вопрос. Более важный и насущный.
Мы сидим на склоне холма и наблюдаем за агонией дирижабля. Для Данилова он успел стать вторым домом. Столько усилий было вложено, чтобы его дважды приводить в порядок, столько километров по воздуху пройдено. Кажется, я могу его понять. Если бы я потерял свой байк, злости не было бы предела. А перед нами пылает вековой дуб, служивший нам причальной мачтой, пламя облизывает каменный мост, который уже почернел от копоти, потрескивают и занимаются другие деревья. Хорошо, что они не сухие, иначе пылало уже бы все вокруг нас, а так, огонь, скорее всего, далеко не распространится – слишком сыро после недавних дождей, да и живые деревья горят плохо. Что ж, нам тут больше нечего делать. Разве что стоит проверить, не потерял ли я ствол и топор во время активного спуска по склону оврага. Порядок, на месте.
Мы выбираемся из оврага, туда, где лежит в траве брошенный байк. Я поднимаю своего стального друга и завожу мотор.
– Зажигательные пули, говоришь? Что ж, они за это ответят! Запрыгивай, – я киваю Ивану на место позади меня. – Едем к Дому Печати.
Глава 2
Маневр
Мы мчимся по Золотой аллее, преисполненные чувством мести, желанием поквитаться за уничтоженный дирижабль. Вот, значит, какова цена отказа! Не согласились участвовать в этой авантюре, борьбе за власть между двумя группировками – пеняйте на себя? Посмотрим, насколько смелыми вы окажетесь, Сыны Сопротивления, когда мы сойдемся с вами лицом к лицу. Это не издалека зажигательными пулями лупить! А знаете ли вы, товарищи, что использование зажигательных пуль запрещено Женевской конвенцией? Ну ничего, мы с вами еще об этом потолкуем. Просто так не отделаетесь, всю душу вытрясем. Я яростно сжимаю руль и закладываю вираж, едва не позабыв, что у меня за спиной второй пассажир. Данилов еле слышно чертыхается.
Добираемся до конца Золотой аллеи, оставляя позади себя шлейф сухих желтых листьев, растревоженных нашим наглым вторжением. Я направляю байк между двумя сгнившими скамейками и сворачиваю за двухэтажный домик. Прямо по курсу стоит, очевидно, Дом Печати – четырехэтажный кирпичный квадрат с узкими окнами, в лучших традициях советского строительства. Строение выглядит неприветливо: желтый кирпич покрыт разводами плесени, местами сколот. Возле входа несколько сбившихся в кучу автомобилей образуют нечто вроде бруствера, протиснуться можно только вдоль стены. Здание кажется необитаемым. Неужели Лёша обманул? Тогда что это было? Разведка перед боем? Спустился в овраг, осмотрелся, а затем дал команду на уничтожение, решив, что мы представляем угрозу? А если тут вообще нет никаких Сынов Сопротивления и Нового Братства, а нам просто задурили голову? Может, сигнал SOS дали истинные жители города, притесняемые бандитами?
Я скрежещу зубами от злости. Провели как юнцов, заразы! Торможу возле автомобилей перед входом, пинком отбрасываю лист жести, попавшийся под ноги, от досады бью кулаком по прогнившему капоту ближайшей машины. Изъеденное коррозией железо не выдерживает, рука в перчатке проваливается внутрь, и у меня не сразу получается ее высвободить.
В холле темно. На полу валяется мусор: пластиковые бутылки, остатки разодранной мебели, битое стекло, тряпье. Быстро пробегаю по лестнице, осматривая все этажи. Пусто. Везде хлам и запустение. Не похоже, чтобы кто-то держал здесь штаб. На первом этаже замечаю лестницу в подвал. Что ж, раз мы здесь, надо проверить все возможные варианты.
Железная дверь не заперта, но яростно сопротивляется, когда я пытаюсь открыть ее. Наконец, преграда остается позади. Мы слетаем вниз по ступенькам, спотыкаясь в темноте, шумим, как слоны – ни о какой внезапности уже речи не идет.
Они все там, пять человек. Сгрудились вокруг освещаемого керосинкой стола с разложенной на нем картой, увлеченно спорят, тычут в нее пальцами. Никакой охраны на входе, никаких ловушек. Что это, самоуверенность, или просто думали, что мы уже мертвы? В помещении, насквозь пропахшем сыростью, пять человек.
Первым нас замечает Лёша. Удивительно, но при виде нас лицо его озаряется улыбкой. В тусклом свете эта улыбка выглядит издевательской. Я прыгаю вперед и со всей дури бью эту наглую ухмыляющуюся физиономию. Лёша опрокидывается назад и плюхается на стол, сбивая керосинку. Растекшийся на бетонном полу керосин вспыхивает огненной лужицей недалеко от стоящих людей. Ножки стола не выдерживают и ломаются под немаленьким весом крепко
