Бабуня была здесь.
Она стояла посередине помещения, окруженная кучей стариков, которые были одеты так, как будто собрались в церковь. Было странно видеть их в темноте купальни, одетых во все белое, в то время как за стенами бушуют ветер и песок, но… но
Он почувствовал толчок в бок и увидел, как Тео пробежала мимо него и повисла на шее у бабушки.
– Он убил Сашу, – рыдала она. – И попытался убить Адама.
Ма положила ему руку на плечо, и они вместе вошли внутрь.
– Это Па, – объяснил Адам. – Я треснул его по голове фонарем… – Он замолчал на секунду. – Но мне кажется, что я только отключил его. – Он бросил быстрый взгляд на дверь. – Он охотится за нами за всеми. Он, должно быть, сошел с ума.
– Я это знаю, – кивнула Бабуня.
Молокане вдруг все разом заговорили по-русски, и Адам никак не мог понять, о чем они говорят, но по их тону он догадался: они испуганы. Мальчик взглянул на Ма, которая внимательно прислушивалась, но ему показалось, что даже она понимает далеко не все.
– А что случилось? – спросила Тео, нахмурившись. – Banya что, умерла?
Она тоже приходила сюда, понял Адам, и от этой мысли кровь застыла у него в жилах.
Бабуня улыбнулась и прижала внучку к себе.
– Да, – сказала она по-английски. – Мы ее убили.
Его мама кивнула.
– Ну, пошли, – сказала Бабуня. – Наша работа здесь закончена. Нам пора. – Она сделала шаг вперед и осторожно взяла револьвер из руки его матери. – Нас ждут.
Как и Ма, Бабуня держала оружие так, как будто это была ручная граната, которая вот-вот взорвется. Адам понял, что Сашу отец убил именно из этого оружия. Оно убило его сестру.
Убило его сестру.
Он все еще не мог в это поверить. С одной стороны, все выглядело абсолютно реальным – жуткие подробности убийства навсегда запечатлелись у него в памяти, и он никогда их не забудет, – и в то же время происшествие было слишком глобальным, поэтому пока Адам понимал его только умом. Он знал, что Саша мертва, но пока не ощущал этого – по крайней мере не до конца – и боялся того, что произойдет, когда это полностью дойдет до него.
– Черт! – внезапно воскликнула его мать. – Черт побери!
Она стала хлопать себя по задним и передним карманам джинсов, а потом осматривать пол, двигаясь по кругу.
– Ключи! Я потеряла ключи! – воскликнула она, посмотрев на Бабуню.
– Ключи от фургона? – Сердце Адама ушло в пятки.
– Черт возьми!
– У нас есть машины, – заметила Бабуня, кивнув на молокан. – Мы поедем с ними.
– Но… – Казалось, Ма сейчас разрыдается.
– Мы поедем с ними, – обняла ее за плечи Бабуня.
III
Когда Грегори пришел в себя, он обнаружил, что его лицо прилипло к полу. Кровотечение остановилось, но свернувшаяся лужа крови намертво приклеила его волосы, щеку и висок к доскам пола верхнего холла. Ему показалось, что часть его лица оторвалась, когда он встал и распрямился.
Хотя он не закричал. Боль не заставила его произнести ни звука.
Наоборот, он приветствовал ее.
Подумав о своей семье, Грегори улыбнулся. Какие же они все-таки дураки! Им надо было бы убить его, пока у них была такая возможность. Теперь они дорого заплатят за эту ошибку. И он услышал голос своего отца, который соглашался с ним из глубины холла.
– Убей их всех, – говорил отец. – Они не заслужили этой жизни.
Не заслужили, согласился с ним Грегори. Он провел рукой по щеке, и пальцы стали красными и влажными от крови. Его рана опять открылась и чертовски болела. Адам за это заплатит. Он планировал покончить с сыном так же, как и с его сестрой – быстро, – но теперь его планы изменились. Теперь этот маленький засранец умрет долгой, мучительной и болезненной смертью.
Он заковылял по холлу, придерживаясь одной рукой за стену, потому что один глаз у него затек, и его чувство перспективы было значительно нарушено.
Спускаясь по лестнице, Грегори держался за перила.
– Убей их всех, – еще раз прошептал отец.
