«Американец», как выяснилось, вовсе не собирался убегать от досмотра, и послушно застопорил ход по первому же требованию русских. Но, едва досмотровая команда с «Ангары» поднялась на палубу нейтрального парохода, сигнальщики «Боярина» подняли тревогу – на вест-норд-весте показался трёхтрубный японский крейсер. Досмотр американского судна пришлось прервать, возвратив моряков обратно на борт «Ангары».
Спустя четверть часа после обнаружения «Нийтаки» – её опознали очень быстро – на западе появился ещё один японский крейсер, на этот раз двухтрубный. Затем радиотелеграфисты доложили Иессену об интенсивном радиообмене между несколькими кораблями противника, большая часть из которых находилась за линией горизонта. Несложно было догадаться, что японцы передают координаты, курс и скорость русских на «Токиву» и на остальные крейсера своего отряда.
Понимая, что в случае появления ещё одного-двух кораблей врага стряхнуть погоню с хвоста станет крайне сложно, Иессен ввёл в действие заранее разработанный на подобный случай план. Подняв пары, «Ретвизан» с «Боярином» на полной скорости двинулись в сторону японцев, демонстрируя намерение навязать бой. Как и ожидалось, противник не рискнул принимать бой, что было бы форменным самоубийством для той же «Нийтаки», и предпочёл начать быстрый отход на норд-вест.
Как только броненосец и крейсер второго ранга скрылись за горизонтом, «Ангара» с двумя угольщиками резко изменили курс, повернув на юго-восток. Идя этим курсом в течение всего светового дня, русские не встретили ни одного корабля противника, как, впрочем, и ни одного нейтрального судна. А с наступлением ночи капитан 2-го ранга Сухомлин приказал отряду повернуть на ост, и спустя пару суток вспомогательный крейсер затерялся на просторах Тихого океана.
Как Иессен и рассчитывал, погоня за «Нийтакой» и за «Акаси» продолжалась почти целый день и завершилась безрезультатно. Японцы благополучно избежали участи быть потопленными более сильным противником, а русские обеспечили отрыв «Ангары» и призовых угольщиков. Теоретически «Боярин» имел шанс догнать «Акаси», и даже навязать врагу бой, но контр-адмирал приказал Сарычеву не подвергать корабль излишнему риску. Случись попадание крупнокалиберного снаряда куда-нибудь в котельное или машинное отделение – и шедевр датского кораблестроения моментально превратится из стремительного бегуна в хромоногого инвалида.
Посматривая на часы, Иессен со Щенсновичем в любой момент ожидали появление на горизонте броненосного крейсера противника, возможно даже не одного. Однако время тянулось час за часом, но от «Токивы», как говорится, и след простыл. Поэтому во второй половине дня «Ретвизан» стал постепенно снижать скорость, а после наступления ночи вообще сбросил ход до парадных восьми узлов.
Отряд изменил курс и за ночь ушёл далеко на юг, оторвавшись от назойливого внимания со стороны самураев. Ни контр-адмирал, ни его штаб и представить себе не могли, что в этот самый момент флагман Мису тащился на десяти узлах в ближайший японский порт, сопровождаемый «Чиодой» и «Сумой». Действия же «Акаси» и «Нийтаки» являлись прикрытием для отхода «Токивы» из квадрата, где оперировали русские рейдеры.
Рассвет принёс Иессену очередной приз в виде голландского парохода, идущего в Кобе с грузом риса и прочего продовольствия. Но главной ценностью приза являлись не мешки с рисом и широкий ассортимент разнообразных консервов, а угольные ямы, заполненные на три четверти.
Отведя пароход на сотню миль к зюйд-весту, русские моряки перегрузили с «голландца» почти пять сотен тонн угля, сняли команду и некоторое количество продовольствия, после чего со спокойной совестью пустили пароход ко дну. Крейсерство «Ретвизана» и «Боярина» продолжилось, и вскоре у островов Рюкю бесследно исчезло два японских транспорта и один небольшой каботажник.
Спустя несколько дней резко прыгнули вверх стоимость фрахта и страхование кораблей и грузов, идущих в Страну восходящего солнца. На мировых биржах началось падение акций японских компаний и предприятий, едва не перешедшее в обвал. Чтобы не допустить финансовой катастрофы, токийское правительство было вынуждено запросить в Сити очередной займ, и Лондон, скрипя зубами, пошёл навстречу своему азиатскому союзнику.
– Здравствуйте, Степан Осипович, – спустившись по ступенькам, генерал-адъютант протянул руку Макарову, стоявшему у вагона ближе всех остальных. Адмиралы обменялись рукопожатиями, после чего Алексеев поздоровался по имени-отчеству и пожал руки военачальникам, собравшимся встречать прибывающий в Порт-Артур поезд наместника. – Господа, в следующий раз прошу вас не налегать на парадный официоз, чтобы не привлекать внимания со стороны японских шпионов.
– Как прикажете, ваше высокопревосходительство, – с лёгкой иронией в голосе произнёс врио начальника эскадры. – Думается, вражеские шпионы хорошо знают в лицо каждого из нас, и форма одежды особого значения не имеет.
– Ох, Евгений Иванович, опять вы с этой вашей шпиономанией, – покачал головой Верховский, здороваясь с Макаровым. – Сами же давеча говорили нам, что в Порт-Артуре не осталось ни одного иностранного шпиона.
– Лучше перестраховаться, Владимир Павлович, чем потом долго мучиться от угрызений совести, – ответил Алексеев, бросив оценивающий взгляд на группу генералов и адмиралов. – Один-единственный шпион с парой «наганов» может натворить столько дел… Степан Осипович, что-то я не вижу Моласа. С ним всё в порядке?
– Михаил Павлович сегодня утром ушёл на «Баяне» с тремя крейсерами для разведки в район островов Мяотао, – пояснил Макаров. – Вернётся во второй половине дня, если, конечно, не пересечётся с японцами. Если же по пути встретит врага, имеет приказ действовать на собственное усмотрение по обстановке.
– И насколько у Михаила Павловича велик шанс подраться с противником? – поинтересовался вице-адмирал Безобразов, пожимая руку врио начальника
